Уже не обращая на меня внимание, она изобразила какую-то изящную позу, работая на зрителей и нисколько не стесняясь ставшего почти прозрачным наряда.
— Эй, как тебя? Нульри! — меня подбрасывало, зубы чуть не прикусили язык. — А в чем суть тогда? Если все живы?
— Что ж ты кровожадная такая? — удивилась «спасенная», скосив на меня взгляд. — Если твой хозяин не справится, пострадает его репутация, они тут все на ней повернуты. Выиграет — сможет найти тебя на Земле и заключить повторный контракт, ну или взять другую нульри. А ты… да что с тобой станется в Умбре? Захлебнешься немного и фьють — вместо гибели депортируешься домой, в чем проблема-то? Ничего страшного, не сахарная.
Она подмигнула и театрально ахнула, делая вид, что покачнулась, вызвав волну восторженных криков с берега.
Господи, куда я попала? Землю подо мной трясло, еще немного и я сорвусь, руки слабели. Умбра все больше пугала своей чуждостью. Чем я занимаюсь? Какого беса вообще во все это ввязалась?
На берегу галдели местные аристо и желали мне проигрыша. Хотелось закрыть глаза и забыться, сдаться и депортироваться отсюда на хрен. Перед глазами мелькали мушки, и веки сами собой начали закрываться.
— Ой, какой он… — раздался неподалеку восторженный визг нульри.
Я с трудом сощурилась, любопытство на короткое мгновение придало сил. Куда она смотрит?
От берега, где находились зрители, отломился кусок. И поплыл, сам, без всякой помощи местных рыбешек. Потом еще один пятачок земли отправился за ним следом. И еще. Они выстраивались в дорожку. А по ней, под все усиливающиеся встревоженные возгласы, быстро шел, почти бежал Шай-Гирим.
В моем восприятии его движения то становились неуловимо быстрыми, то застывали в полной тишине. Время шло рывками, словно мозг перестал справляться с обработкой поступающей информации и время от времени просто отключался, останавливая картинку.
В ушах гудело, и рывки земли подо мной перестали быть важными. Кажется, я лечу. Всплеск.
Мир поплыл, резко стало холодно. И я отстраненно, будто со стороны, отметила — кажется, упала в воду. Обычно я прекрасно плаваю, но тут не могла пошевелиться, просто погружалась и погружалась в воду. Быстро уйти на глубину мне неожиданно помешали рыбы. Они появились сразу всей стаей и скользкими боками выпихивали мое тело наружу, путаясь в прозрачной длинной ткани моего платья, но не уплывая.
Прощай, Умбра. Простите папа и мама, я не справилась. По неопытности, слабости, из-за того, что чувствую себя жутко чуждой этому миру. Ваша дочь слишком много на себя взяла, чересчур о себе возомнила, вот и результат.
Насколько помню, местные упоминали об обязательном перерыве между контрактами нульри, следовательно, я не смогу снова возникнуть возрожденным фениксом и продолжить играть роль как ни в чем не бывало. Моя миссия завершена. Все. Все. Все. Тело стало каменным и непослушным. Я закрыла глаза.
— Темные Небеса!
Низкий рассерженный рык ворвался в начавшееся забытье, раздирая его в клочья. В спину толкнуло, и я вынужденно захрипела, закашляла, выталкивая из горла воздух, смешавшийся с водой.
Мгновение на прохладном воздухе, и меня прижимают к твердому мужскому телу, слабо пахнущему костром и чем-то пряным. Ох.
— Дыши, Бабочка! Дыши! Я тебе приказываю!
Но дышать не получалось, внутреннее онемение уже распространилось глубоко, вцепилось ледяными щупальцами в легкие.
— Магическое истощение?! Как?!
Я слышу ругательства, но почему-то пытаюсь улыбнуться. Мне нравится, что мой уход вызывает неподдельное негодование у Шай-Гирима. Это он держит меня тут и пытается командовать остывающим телом. Его привычка управлять, ранее напрягающая, сейчас даже умиляла.
— Да что б тебя!
И дальше происходит странное. Скорее всего я окончательно погрузилась в фантомное забытье и перехожу в другой мир, потому что дальнейшее не может быть реальностью. Меня целуют.
Никакого отчаяния, торопливости. Демон уверено и жестко забирает поцелуй, впечатываясь губами. Неожиданная их шелковость, нечеловеческая гладкость удивительно контрастирует с рациональностью, даже отстраненностью касаний.
Но последнее меня не смущает, потому что он… волшебно горячий. Боже, насколько он жаркий, до покалывания и дрожи во всем моем изнывающем от холода теле. Живительная энергия льется в меня, проникает в каждую окаменевшую клеточку, словно по высохшим каналам наконец разливается вода для полива. Ох, я слышу собственный тихий стон.
Демон тут же мягко, успокаивающе выдыхает мне в рот и хочет отстраниться, но не тут-то было.
Я вцепляюсь в него, обвиваю руками шею, подтягиваясь выше, потому что он наивно пытается разорвать столь нужный мне сейчас контакт.
Кажется, я даже прикусываю его губу, удерживая, а затем и углубляя поцелуй, захватывая его твердый и гладкий язык. Под пальцами льются, ластятся его волосы, и я вцепляюсь в них, подтаскивая ближе фантастически вкусный источник силы.
Шай-Гирим ахает, грубо прижимая меня к себе. И внезапно, что называется, без объявления войны, в мой рот врывается не согревающее тепло, а опаляющий внутренности огонь. Какого черта? Что происходит? Только что жар ласкал, а теперь он словно неконтролируемый пожар в лесу, с треском валящий деревья и уничтожающий все на своем пути до черного пепла.
Я пытаюсь глотать огонь, но он не подчиняется, его слишком-слишком много.
Стараюсь выплевывать, но этой лавине все равно, она просто катит. Разрезая горло и грудь на части, распиливая слизистую на острые осколки, заставляя меня биться пойманной птицей.
Не-не-не! Я так целоваться не хочу!
Теперь я дергаю куратора за волосы в противоположную сторону, пытаясь отодрать от себя нечто разрушительное и чрезмерно опасное. Смертельное бессилие, поразившее меня совсем недавно, отступает, и я решительно готова биться за свою жизнь и здоровье. К моему облегчению, демон отстраняется сразу, без сопротивления, даже в некотором ужасе.
Вот как можно сочетать в одном и прекрасные ощущения, и дикую боль?
— Нельзя! — заявляет мне куратор, пока я ловлю ртом воздух и хлопаю глазами. — Никогда больше так не делай, Бабочка!
Так дедушка выговаривал нашей овчарке Бой-Бою за то, что тот любит срываться по старому следу медведя.
То есть демону меня целовать можно, а мне в ответ — запрещено? Если не послушаюсь, отругают и шлепнут газеткой?
Достигнув большого острова с шатрами и зрителями, сиятельный даже не подумал остановиться, а понесся со мной на руках дальше, к мосту.
На попытки исы Монблан уговорить его остаться и побороться за главный приз, Шай-Гирим бросил: «Потом поговорим, гостеприимная иса», не снижая скорости и не оглядываясь. Причем «Гостеприимная» в его исполнении звучало несколько издевательски.
