Рассказывает Анна Годик: «Людмила Васильевна – удивительный человек, она по-настоящему помогала детям, понимала, что если ребенок не от мира сего, то его задолбают, заклюют».
Таким образом, Нику, по сути неуча, перевели через один класс (!) – из четвертого в шестой – в другую школу, под крыло Людмилы Васильевны. Свидетельствует Лилия Аврамовна Молчанова, соседка по Садовой, 28, преподававшая английский язык в школе № 9, где училась Майя, а затем работавшая в школе № 5: «Ника была патологически безграмотна. Алла (на самом деле Анна) Евдокимовна Каменская с ней мучилась страшно, и когда ее забрали в школу № 12, она перекрестилась. А вы знакомы с Лушниковой? Очень приличная женщина, она Нику тащила».
Рассказывает Людмила Лушникова: «Никуше все время хотелось что-то очень хорошее делать. Помню, как-то бабушка дежурила, а Майя куда-то уехала, и Никуша, тогда еще маленькая, сказала мне: “Людмила Васильевна, я боюсь одна ночевать, придите ко мне”. Я пришла к ней, а она достала простыни, начала застилать диван и делала все, чтобы мне было удобно и я спала на лучшем месте».
Предоставим слово Любови Сильверстовне Красовской, которая была председателем родительского совета 12-й школы, так как в ней училась ее дочь: «Мне приходилось не раз общаться с Никой и беседовать с ней. Она девочка была заоблачная, с другой планеты, жила неземной жизнью, любила смотреть на небо и говорила: “Я оттуда”. Это не фантазия и даже не болезнь. Ника была просто другой, очень талантливой. Я помню, как первого сентября и на последнем звонке она читала трагические стихи – такое впечатление, что это она сама все пережила».
Ниже приведено единственное стихотворение Ники, посвященное школе:
Последний звонок – не спеши.
Это мгновенье оставь
Для души.
Пригорюнишься – Взвоешь от страха,
Что не успела учителю
Молвить: «Прости».
Наконец-то
Взглянешь в глаза
И замрешь —
Неужели проучилась зря?
Любви не усмотрела я.
[38]
Рассказывает Людмила Лушникова: «Я с Никой в школу ходила каждое утро, так как шла мимо ее дома, а она меня ждала на углу. Ника, конечно, девочка была красивая, за ней все мальчишки увивались. Майя ей всегда завивала кудри. С ней в одном классе учился мальчик Даня Малков, внук директора школы, так он сказал бабушке, чтобы она ему каждый день надевала чистую рубашку, так как сзади него в классе сидит Ника. И бабушка меняла ему рубашку ежедневно, как он и требовал».
Тем временем Ника, игнорируя учебу, занималась только литературными делами под руководством Майи, которая уже мечтала о мировой славе. Это бросалось в глаза всем, кто приходили в их дом. Но это – полбеды. Хуже было то, что творили с Никой окружающие. Свидетельствует Светлана Барская: «Я пережила очень неприятное ощущение, когда пришла в школу на встречу с Никой и увидела, как она сидит за столом президиума в присутствии многих детей, услышала, как выступали учителя и подумала: “Что же они делают? Ведь ей надо ставить истинную оценку по языку, какая бы слава у нее ни была. Она должна его знать, а учителя ей ставили незаслуженные оценки – это ужасно. Иными словами, у нее самооценка была извращена».
В своем последнем интервью на вопрос: «Как к тебе относились в школе ученики, учителя?» – Ника ответила так: «У меня было все совершенно замечательно с моими ровесниками, с ребятами постарше – неважно… Но если брать учителей, директора, то я стала врагом народа сразу же, как только они узнали мои имя и фамилию»
[39].
Передо мной дневник ученицы 7-Б класса средней школы № 12 города Ялты им. Н.К. Крупской Турбиной Ники на 1987/88 учебный год. Открываю неделю с 30 ноября по 5 декабря 1987 года. «Алгебра» – 4. «Химия» – 2 (в графе «что задано» стоит «не задано»). Поведение – примерное. Прилежание – хорошее. Ведение дневника: «Поставить оценку не могу, т. к. дневник заполняла Оксана!» Подпись классного руководителя – Лушникова. Ниже рукой Ники написано: «Пойди и удавись». Расписание и задание на дом написаны четко и явно не Никой, а ее соученицей. То же – на следующей неделе. Потом уже дневник заполняла Ника, причем после недели, закончившейся 19 декабря 1987 года, у нее следует неделя, начинающаяся с 7 марта 1988 года, то есть январь и февраль отсутствуют вообще. Против некоторых предметов – надпись «Нечиго!», 9 марта через все поле – «Небыло, ясно?», а 12 марта против «Украинской литературы» – “беография Лысенко». Дальше весь дневник в непонятных рисунках, какие-то существа, похожие на гусениц. В конце дневника, на странице «Для замечаний классного руководителя», рукою Ники в столбик: «Любит, Нелюбит, Любит, Нелюбит…» и сведения об успеваемости – в основном «тройки»; «пятерки» по истории, географии, трудовому обучению и поведению. Подпись Лушниковой. Подпись родителей отсутствует.
По словам Карповой, в седьмом классе Ника вместо сочинения на заданную тему написала стихотворение «Раскиньте крылья, птицы…». А Сергей Витальевич Корюкин, ее учитель по русскому языку, рассказал, что однажды, когда Ника писала сочинение по картине Татьяны Яблонской
[40] «Утро», небольшая его часть была в стихах! «К сожалению, я не сохранил это сочинение, – с досадой сказал Корюкин, – но помню, что стихи были о бликах солнца, отраженных от пола. А еще Ника делала сообщение о Лермонтове». Корюкин показал три печатные страницы (очевидно, работы Карповой), на второй – несколько правок рукой Ники, а на обороте третьей – проставленные Никой даты: 1−5 июня 1841 г.
Наша встреча состоялась в библиотеке средней школы № 12 Ялты, работу в которой Корюкин сочетал с преподавательской деятельностью. Небольшого роста, похожий скорее на завхоза, чем на учителя, с простым неулыбчивым русским лицом, на котором выделялись серые усы, он достал толстую папку с надписью «Ника Турбина» и поочередно показывал ее содержимое, комментируя его. Привожу вкратце все, что услышал: «Ника пришла в школу, как Турбина. Девочка, была тихая, скромная, не заносчивая, по-детски открытая. Так, например, когда в школе повесили стенд к 150-летию Ялты, и завуч спросила у меня, кого бы я рекомендовал поставить на дежурство возле него, стоявшая рядом Ника тут же спросила: “А можно мне?” Как ученица, письменные работы выполняла без желания, к тому же за ее спиной стояли две женщины (директор школы и классный руководитель. – А.Р.) С ее мамой было невозможно говорить, она очень сложный человек. Нике было трудно учиться, потому что у нас специализированная английская школа, и, когда она сюда пришла, у нее появилось много новых предметов». Единственный вопрос, который задал мне Корюкин: «Кто отец Ники?»
И снова предоставим слово Карповой: «Ника, когда училась в седьмом классе, как-то сказала: “Бабушка, мне понравился один мальчик на танцах, я хочу, чтобы ты на него посмотрела”. Мы пошли к танцплощадке, находившейся далеко за гостиницей “Ореанда”, и через просвет в заборе я наблюдала, как Ника подошла к маленькому, худенькому, беленькому мальчику, и они начали танцевать. И три последующие субботы я ходила с ней туда. Еще в Ялте она дружила с Борисом, он был полудебил. Дружила с ним, как с девочкой, говорила: “Я Спартак! Я сражаюсь, как Спартак!”. Два года у нее была такая идея фикс. Разве это не странно?» Судя по его виду и речи, он полностью оправдывает мнение Карповой о нем. В телефонном разговоре перед Новым, 2014 годом она мне сказала: «Недавно заходил ко мне ее друг детства Борис. Он какой-то дебиловатый. Нике нравились идиоты, дебилы. Она их приводила домой. У нее самой был какой-то не ярко выраженный дебилизм и необычные поступки. Нормальный человек так не поступает. Ей нравилось быть нищей, общаться с нищими. Она жалела бомжей, знакомилась с ними просто на скамейках. Об одном сказала: “Он кандидат наук, потерял работу и квартиру, в этом виновато государство”. Даже после ее смерти под видом соболезнования приходили к нам бомжи, чтобы выпить».
