«Я хочу, чтобы все знали, что в смерти Ники виноват Миронов, – утверждает Алена Галич. – Он знал, что Ника боится одиночества, а сам с этой пьянчужкой Инной закрыл ее на три часа в комнате и ушел за водкой. Ника несколько часов, пьяная, сидела на подоконнике, кричала, а он, оказывается, в гараже был. Ты скажи – герой-любовник! Он ее бросил и ушел. Поэтому я считаю, Миронов просто убийца». В одном из интервью того времени Галич сказала, что намерена ходатайствовать перед милицейским руководством Москвы о заведении уголовного дела по факту смерти Ники Турбиной.
Когда я спросил у Алены Александровны, возбуждала ли она уголовное дело против Миронова, она ответила, что никогда не возбуждала и это полный бред. «Есть у нас такая “Экспресс-газета”, – сказала она, – которая сама проводила расследование и написала, что, вроде, кто-то спрыгнул со второго этажа Никиного подъезда, но фамилия Миронова там даже не мелькала».
Из рассказа Майи Никаноркиной: «Это была абсолютная случайность. Нюрочка была в квартире у подруги, которая ушла и заперла дверь. А Нюрка очень не любила закрытые пространства. Саша находился в это время возле нашего дома, это было довольно большое расстояние, возился с машиной в гараже. И она села на подоконник, как обычно, на нем сидеть – ее любимое занятие. А он был очень узкий. Она стала поворачиваться назад и… так получилось.
Не было бы такого момента, наступил бы другой. Дело в том, что Нюрка очень хотела жить, любить, отдавать себя людям, но так получилось, и, конечно, когда умирает ребенок… Я неправильно сказала “умирает”, это слово к Нике не подходит, скорее, когда уходит ребенок, это страшно, больно, и не дай Бог кому-нибудь такое пережить. Но Ника – великий поэт, и я никогда не поверила бы, что она дожила бы до пятидесяти или восьмидесяти лет. Она все время лететь хотела, окно – это была ее мечта: окно и лететь. Она не понимала, маленькая была абсолютно, ее тянуло в небо. Эти слова, в общем-то сентиментальные, но это было так.
Никто ее не убивал, не толкал, а Саша Миронов – прекрасный, добрый, мудрый человек, и вся ложь, которая написана о нем, она безобразна. Ежели бы я давала интервью сто раз, я бы сказала, что любое слово, сказанное о нем, – это ложь. Саша к этому никакого отношения не имеет. Он об этом узнал часа через три. И если бы дверь не была заперта, она бы просто спустилась вниз и пошла к Саше в гараж. Вот и все».
По мнению Сергея Мирова, случившееся с Никой – это обреченность, предотвратить которую было нельзя, но стараться нужно было. «Я уверен, что последнее падение Ники было случайным, – утверждает Сергей Миров. – Сидеть на подоконнике было ее любимое занятие, некоторая бравада. У Ники не было врожденного нарушения координации. У нее координация была нарушена всегда алкоголем. А там и я бы, и никто не удержался. Как можно держаться за подоконник? За что там держаться, если обхвата нет? Единственное, что в этой ситуации можно было сделать, если бы она сообразила, – оттолкнуться ногами от стены так, чтобы упасть на дерево».
В связи с этим мне вспомнился случай, услышанный от Павла Галича: «Мне Майя рассказывала, как то ли Нику хотели поместить в больницу, то ли подшить, и ее держали за руки, а она кричала: “Держите меня – трое, четверо, пятеро, все равно не удержите, а ноги-то у меня сильные!” – и била ими так, что разбрасывала окружающих в разные стороны. И Майя вроде как гордилась этим: мол, видишь, какая у меня дочь – своенравная, с характером».
Удивительно, что никто по сей день не задавался вопросом: «Почему Ника решила слезть с подоконника?» Причины могли быть самые различные, в зависимости от того, когда она проснулась после ухода друзей. Первая причина – ей надоело так сидеть (Галич утверждала, что Ника сидела на подоконнике несколько часов, во что трудно поверить, учитывая, что, по словам Александра Журавлева, поход в магазин, находившийся от дома буквально в 100 метрах, с учетом промежуточного возлияния на обратном пути мог занять у Никиных друзей максимум 30–40 минут). Вторая причина – Ника почувствовала себя плохо, что вполне вероятно, так как пила она уже третий день подряд и допилась до того, что отключилась и уснула. Третья причина – Ника вспомнила, что ушла из дому украдкой от Миронова, прошло какое-то время, он может хватиться ее, и грянет очередная ссора; поэтому ей в голову пришла мысль поискать запасной ключ от квартиры подруги, чтобы вернуться домой. Наконец, четвертая причина – ей захотелось в туалет. Какая из этих причин превалировала, сказать сложно, да и не столь важно, тем более что, скорее всего, они все вместе, в разной степени каждая, заставили Нику изменить положение тела.
Более правдоподобной мне представляется следующая версия второго, и последнего, полета Ники Турбиной. Сначала все было в соответствии с тем, что рассказал Миронов, по словам Инны, заканчивая моментом пробуждения Ники. Далее события развивались так. Проснувшись, Ника не обнаружила в квартире никого. Попыталась открыть входную дверь, но не смогла – то ли потому, что ее вообще нельзя было открыть изнутри (Миронов утверждает, что замок был без защелки), то ли спьяна не сообразила, как это сделать (по словам Журавлева, она могла открыть замок). Однако скорее всего Ника, бывавшая в этой квартире множество раз, толкнув на всякий случай входную дверь, даже не пыталась ее открыть, зная, что это бесполезно. Сие обстоятельство ее не смутило, ибо она понимала, что друзья закрыли ее временно, хотя и не знали, сколько она проспит. Причина их отсутствия ей тоже была ясна, и она взбодрилась от мысли, что скоро они принесут дополнительную дозу спиртного.
Напомню, что в этой квартире балкона не было. Ника перешла из комнаты в кухню, где окно было приоткрыто для выпуска табачного дыма, раскрыла его (на дворе – май, тепло), выглянула и, никого не увидев, решила подождать друзей, для чего там же, в кухне, села на подоконник, свесив ноги на улицу, то есть приняв привычное для себя положение. Подоконник был стандартным для пятиэтажек: внутри – узкий, а снаружи – жестяной.
Какое-то время Ника посидела, болтая ногами, а затем, в силу указанных выше причин, захотела слезть с подоконника, для чего ей нужно было, приподняв ноги, перебросить их через него влево. Ника начала поворачиваться, держась при этом левой рукой за подоконник внутри кухни, а правой отталкиваясь, от оконной лутки. В тот момент, когда Ника частично повернулась и левой ногой коснулась жести, она начала терять равновесие (столь пьяный человек и на земле-то его удержит вряд ли) и съезжать с внутреннего подоконника на наружный, лишилась опоры правой руки и, удерживаясь на одной левой, стала одновременно поворачиваться лицом к дому и скользить вниз по жестяной полосе, успев в последний момент ухватиться за нее обеими руками и повиснуть над бездной. Немыслимо представить, как и за что она держалась, когда звала на помощь Миронова, который не слышал ее. Что было дальше – читатели знают.
28 мая 2002 года, через 17 дней после гибели Ники, «Комсомольская правда» опубликовала беседу Андрея Ванденко с Евгением Евтушенко под заголовком «Мне ломали ребра дважды: в Сибири и в Америке». Привожу отрывок из этого диалога: «“Слышали, Евгений Александрович: Ника Турбина недавно погибла…” – “Да, ужасное известие… Как все случилось?” – “То ли выпала из окна на пятом этаже, то ли выбросилась…” – “Талантливая была девочка, с необыкновененкой… Знаете, я ведь помогал Нике издать ее первую книжку стихов здесь, в России, а затем в Италии, в Англии… Считаю, человеку надо дважды приходить на помощь: когда он делает первый шаг в самостоятельной жизни и когда пытается подняться, впервые оступившись… С Никой у меня связано много воспоминаний. Всяких. Но пока рано говорить об этом. Больно…”».
