Светлана Азарова: Майя очень любила деньги, была красоткой с острым язычком. Мы с сокурсницами как-то попросили ее сделать макет, который нам задали в институте. А она лежит на кровати и спрашивает: “Девчонки, вы водочки принесли?” Отвечаем: “Принесли, Майя Анатольевна”. И она сделала чудесный макет. У нее руки были золотые. Она была талантливая женщина, но все похерила. Я очень удивилась, когда пришла к Нике на кладбище и увидела, что над ней похоронена Майя.
Алексей Косульников: Мама Майя, несомненно, была существом странным и не слишком приятным. Ни грамма искренности. Деланые улыбки. Пустые глаза. И вообще все какое-то не очень настоящее. При этом, судя по всему, она и правда в свое время много терлась в богемных кругах и знала лично всю московскую тусовку.
Алена Галич: Майя – безвольный, слабый человек, но умеющий приспосабливаться к другим. Ее испортила Людмила, у Майи была непонятная зависть к Нике, с ней они никак не ладили ни в Ялте, ни в Москве. Майя была алкоголичкой. Когда она уехала после похорон Ники, я под диваном, на котором она лежала, и даже под подушкой нашла массу пустых бутылок, а стоявшие у меня бутылки с коньяком она выпила и налила в них чай. А вот рисовала она очень хорошо, жаль, что ее не учили. Когда умерла моя мама и нужно было с фотографии перерисовать ее профиль для памятника, Майя быстро и очень хорошо сделала набросок в карандаше. Она могла стать хорошей художницей, но не хотела ничего делать. Ее испортила Людмила.
Майя Луговская: Майя – нежить.
Павел Галич: Мне было лет 10–12, когда мама уехала в Днепропетровск, а я остался с Майей и заболел. У меня была высокая температура. Я лежал на диване на коленях у Майи, она меня гладила и говорила: “Не волнуйся, ты поправишься. Ой, ты горишь, сейчас я приду”, – и выбегала в прихожую. Я не мог понять, что она может там делать. Потом понял – Майя в прихожей выпивала. От этого она становилась добрее, ласковей, начинала шутить… Майя, как спрут, обвила Нику, и от нее никогда не отстала бы, до последнего вздоха за нее держалась. Сколько бы Ника ни жила, не будь этих случайных обстоятельств.
От себя добавлю, что Майя разлучила Нику с отцом и дедом, с Шикторовым и Филатовой, с Евтушенко и Егоровым.
О Людмиле Карповой
Александр Миронов: Несомненно, она человек очень умный, несомненно, она тащила семью, была безумно интересным собеседником.
Альберт Бурыкин: Дивный человек, всех тянула.
Константин Постников: Она действительно тянула семью, и все истории сочиняла тоже она.
Елена Авдеева: Людмила была карьеристкой, в отношениях с другими – всегда фальшивой, но считала себя очень интеллигентной. Я ей говорила: “Ты даже когда перестанешь материться, все равно интеллигентной не будешь”. Для нее деньги – главное в жизни. Всё прикидывалась казанской сиротой, что концы с концами не сводит.
Алена Галич: Бабушка была еще та интриганка! Могла из ничего создать немыслимую интригу. Фантазии, сплетни – там все было. Она очень нечистоплотный человек, и притом коварный, с двойным дном: будет петь тебе в лицо дифирамбы, а за спиной говорить гадости. Проклинала Евтушенко, никогда не вспоминала Семенова – не знаю, почему он был у нее не в почете.
Лера Загудаева: Стиль Людмилы – льстить нужным людям. Она виновна в неудачном браке Майи с Егоровым, так как сама его увлекла, а потом вместо себя подсунула Майку. Людмила была властной и категоричной, самой жестокой в семье, могла подчинять Майю и Нику.
О семье (Майе и Карповой)
Елена Камбурова: Эти женщины, конечно, были такими, что в это трудно поверить.
Сергей Миров: В этой семье все жило фантазией. Люди что-то придумывали и тут же в это верили, а потом могли голову на отсечение дать, что все так и было.
Татьяна Смольская: Лена Камбурова говорила, что у Ники не было детства и что эти два человека (она имела в виду маму и бабушку) испортили ей жизнь.
Александр Миронов: Им требовалась, конечно, помощь. Ну, женщины, чем они могли взять? Скажем, лестью, будут к тебе относиться так, чтобы получить от тебя помощь, финансовую либо какую-то другую.
Павел Галич: Майя с бабушкой пели другим дифирамбы для заработка денег и поддержания своего бюджета… У меня, тогда еще ребенка, было ощущение, что Ника не хочет, но вынуждена жить с ними, потому что это же родственники, она просто хотела вырваться от них.
Анна Годик: Они имели какую-то магическую силу заинтересовать собой. К ним хотелось идти.
Людмила Лушникова: Все у них любимые. Они постоянно должны из кого-то тянуть. Бедная Камбурова, сколько ж они из нее вытянули!
Елена Авдеева: Майя и Людмила совершенно бессовестно вытягивали деньги, в частности у Тамары Степановны Кудрявцевой и у меня, – занимали каждый раз якобы на операции кошечкам (впечатление, что их у них было не счесть) и никогда не отдавали. Когда они жили на Садовой, их очень не любили соседи. Именно Майя с Людмилой Нику испортили и погубили. Интересно, какую участь Господь определил им на сороковой день?
Майя Луговская: Это безумный дом.
Лера Загудаева: В этой семье все были выдумщики, но творчество там кипело. Они были заискивающие, без царя в голове, ни от мира сего, большие любители лекарств. Все это надо принимать или не принимать. Писать о них – темный мир.
Татьяна Барская: Я впервые видела людей, погрязших во лжи.
После всего рассказанного ранее и в данной главе чего можно было требовать от Ники? Чтобы она спала? Нет, конечно, если девочка с малолетства присутствовала на вечерних, затягивавшихся до глубокой ночи приемах знаменитых гостей, которые устраивала Карпова. Она вместе с Майей, очевидно, считала, что так они пробуждают в Нике интерес к литературе, в частности к поэзии, ростки которой заметили у ребенка. А нездоровый ребенок, которого среди ночи с трудом укладывали спать, вскоре просыпался, судорожно выкрикивая слова и фразы, снова засыпал, а утром не в состоянии был идти в школу, где и без того успехами не блистал.
Или можно было требовать, чтобы Ника не пила? Но как, если ее бабушка любила выпить – даже в 85 лет Карпова пила со мной водку, – а мама без этого просто не жила и с возрастом, еще при жизни Ники, стала алкоголичкой. Да и пить-то Ника, если разобраться, начала не от плохой, а от хорошей жизни еще в 1987 году, когда никаких проблем у нее не было. То же самое, но еще в большей степени, касается курения. Вряд ли можно было встретить семью, в которой по женской линии так, из поколения в поколение, передавались людские пороки, причем с каждым разом усиливаясь и проявляясь в более раннем возрасте. Это касается пьянства, курения, сквернословия и распущенности.
Скажите, пожалуйста, как Ника могла не пить, если алкоголь она впитала с материнским молоком?! «Майя рассказывала, – свидетельствует Альберт Бурыкин, – что, когда лежала в роддоме, в 1974-м, поднимала на веревке от “добрых людей” пиво, поскольку не могла без него обходиться. Это к слову о том, каковы могли быть физиологические предпосылки питейных срывов Ники». В интервью Михаилу Назаренко на вопрос, много ли она пьет, Ника ответила: «Не так, как алкоголики пьют, а так, как вообще люди выпивают. Иногда хочется нажраться, тогда нажираюсь».
