Предполагаю, что многие читатели скептически отнеслись к упомянутой ранее Системно-векторной психологии Юрия Бурлана, с помощью которой сделана попытка объяснить причины трагической судьбы Ники Турбиной. Вынужден еще раз сослаться на этот материал.
«В семидесятые-восьмидесятые годы во многих семьях стало трендом создавать из собственных детей знаменитостей и вундеркиндов. Природные способности ребенка нещадно эксплуатировались, с ускорением нарезая обороты, “пока не началось”, точнее пока не закончилось… детство. Подросток был уже никому не интересен и, выжав из него последние капли таланта, заработав на нем собственную славу родителя вундеркинда, его, как отработанный материал, отбрасывали в сторону, забытого, истерзанного и никому не нужного. Ребенок гибок, он может принять эту “лепку” за игру, постепенно увлекаясь и втягиваясь, переводя ее в повседневность. Для детей нет понятия “понарошку”, они все видят и понимают так, как им это представляется.
Искусственное “возведение” родителями детей в степень вундеркинда заставляет маленького человека уверовать в собственную непревзойденность и гениальность. У детей отсутствует сравнительная шкала и представление о критике. Они верят тому, что им сказали, особенно если это прозвучало от взрослых, которые являются их близкими. В случае с Никой такое абстрагирование от повседневности спровоцировали ее близкие. Взрослые сконструировали, как им самим это представлялось и на их взгляд достоверный, сценарий Никиной жизни».
Не могу не согласиться насчет сценария, но с некоторой натяжкой, ибо на самом деле все обстояло значительно сложнее. Постараюсь объяснить свою точку зрения. Все, что происходило в семье Ники в течение двух десятилетий с 1967-го по 1987 год, носило не случайный характер, а было проектом Людмилы Владимировны Карповой, которая, проявив способности менеджера, опередила свое время. Первый ее проект назывался «Майя Никаноркина» и предполагал переезд дочери в Москву, обустройство ее там, получение высшего образования, вращение в столичной литературной среде и удачное замужество. Последовательность действий вполне логична, но Карпова, вопреки логике, начала с последних двух пунктов, сведя только что закончившую девятый класс Майю с Андреем Вознесенским. Сделать это было несложно, ибо Майя была очень красива, а уроки обольщения она усвоила от матери, которая сама имела связь с известным поэтом.
Все остальные пункты проекта помогла выполнить Луговская, которая пригласила Майю в Москву, поселила ее у себя в писательском доме, устроила на подготовительные курсы в архитектурный институт и оплатила их. Чего, казалось бы, больше? Проект обещал быть успешным. Благодаря все той же Луговской Майя быстро стала своим человеком в московской тусовке. Так длилось три года, пока Луговская, которая сделала для Майи больше, чем кто-либо, не поймала ее на обмане и других неблаговидных поступках (у нее стали исчезать антикварные вещи, в частности браслеты) и не отправила обратно в Ялту. В 10-й класс Майя учиться не пошла, оставшись без среднего образования.
Первый проект Карповой потерпел фиаско, хотя замысел ее был далеко идущим и реальным. Вот только Людмила Владимировна переоценила возможности исполнительницы этого замысла. Майю подвели не только природная лень и склонность к обману, но и то, что с ней, по словам Загудаевой, никто не занимался. «Люда жила своей жизнью, – говорит Лера Борисовна, – а Майя была брошена, как впоследствии Ника. Но в отличие от нее Майя занималась самообразованием, хорошо знала английский язык».
Прошло семь лет, и, когда у трехлетней Ники прорвались первые стихотворные строчки, у Карповой возник второй проект, который получил название «Ника Турбина» и предполагал достижение девочкой поэтических побед, известности и, главное, материальных благ. Все, что делали Карпова и Майя для достижения этой цели, описано в части III книги. Надо сказать, что второй проект Карповой в целом оказался весьма успешным, даже превзошел все ожидания, во многом благодаря Людмиле Владимировне, которая выступала здесь не только в роли идеолога, но и, поскольку все происходило в Ялте, контролировала действия Майи, а в поездках в Италию и Америку была непосредственным исполнителем своих замыслов.
Проект длился почти десять лет и не ограничился бы этим сроком, если бы родные Ники естественному вызреванию ее таланта не предпочли форсирование событий, что надломило девочку, а затем и вовсе заглушило ее поэтический голос. Главной же ошибкой, ставшей в итоге трагедией их дома, было то, что Ника повторила участь Майи, которую Карпова отпустила в Москву, и это ничего ей не дало. Прошло два десятилетия и, пытаясь снова войти в одну и ту же реку, отпускают в Москву Нику. Чем это закончилось, известно всем.
Вместе с тем печальный конец второго проекта Карповой был заложен еще в первом: если б Майю не отпустили в Москву, и она не вкусила там прелести столичной жизни, ей не хотелось бы снова попасть туда, ладно бы самой, а она потащила за собой дочь. Нетрудно было предвидеть, чем это кончится. Но предвидеть в этой семье могла только Ника. Помните: «Сочтены наперед / Все ненастные дни»? Знаю, что многие удивятся, узнав мою точку зрения: смею утверждать, что изначально во всем виновата была Карпова, все «ноги росли» от нее, и все пороки Майя с Никой унаследовали тоже от нее. Карпова, как ни горько это звучит, пытаясь осуществить свои проекты, пожертвовала судьбами мужа, дочери, внучки и сестры, пережила их всех, а потом с присущей ей фантазией рассказывала о них то, что никто подтвердить не мог.
В связи с этим я вспомнил информацию о том, что дольше всех живут политики, а меньше – летчики-испытатели. Потому что политики за все расплачиваются чужими жизнями, а летчики-испытатели – своими. Карпова и была тем самым политиком, который, удовлетворяя свои амбиции, не пощадил Никаноркина, Майю, Нику и Светлану. Все они легли под ее проект, частью которого, сами того не ведая и слава Богу ненадолго, оказались Юлиан Семенов, Елена Камбурова, Евгений Евтушенко и Альберт Лиханов. На память приходят Никины строки: «О как велик / Ваш небоскреб / Разбитых судеб».
К счастью, живы люди, которые свидетельствуют в пользу моих выводов. Рассказывает Анна Годик: «Людмила Владимировна, будучи при единственном в тот момент в Крыму писателе – Никаноркине, стала держательницей светского салона, потому что, когда в Ялту приезжали писатели из Москвы, они всегда приходили к ней. Она жила светскостью и общением со знаменитостями – этими и подобными ценностями, хотя и понимала, что они фальшивые. Но не порывала с ними, прививала их дочери и внучке, считая, что это именно то, что нужно в жизни. В результате – такие печальные и трагические судьбы у Майи и Ники, которых Людмила Владимировна, по сути, положила на заклание». В другой раз Анна Евгеньевна сказала: «У Людмилы Владимировны все было бы неплохо, если бы она не превратила своих родственников, в первую очередь дочь и внучку, в марионеток, которых выпустила на сцену жизни. Бог в Майе столько всего замесил, но мать, которая должна была дать ей ориентиры на земле, направила ее по ложному пути. И эти ложные ориентиры привели Майю в пропасть. Туда же привели они и бедную Нику».
Еще один свидетель – Людмила Лушникова. «Никаноркин, – вспоминает она, – как-то пришел ко мне домой и сказал: “Если бы не Люда, может быть, все пошло иным путем, но она всегда была в разгуле, у нее всегда кто-то был”. Мне Нику очень жаль – ни детства у нее не было, ни юности. И вообще жизни не было. Ее поработили».
