Когда я об этом рассказал Светлане Соложенкиной, она, имея в виду Карпову, произнесла замечательную фразу: «Бабушка опередила перестройку в том смысле, что все эти комплексы флибустьерства ярко проявились позже. Это первый бизнес на крови, в форменном смысле Храм Ники на крови. Если бы ей попалась какая-нибудь верба, то она бы заставила, чтобы на ней росли груши. И верба эта несчастная давала бы вымученные груши».
Кстати, был еще небольшой проект «Швейцария», предусматривавший закрепление Ники в этой стране с последующим переездом туда Майи и, возможно, Карповой. Был даже проект «Маша Егорова», который не касался ее творческих успехов, поскольку она, по словам близких, девочка приземленная и талантов за собой не обнаружила. Речь шла об ином. 5 октября 2004 года Майя увела Марину в другую комнату и буквально терзала ее: «Дай мне слово, что, если со мною что-то случится, ты заберешь Машку к себе. Пока ты не дашь слово, я тебя не выпущу».
Вспоминает Марина Ратнер: «Я склонна считать, что Майя действительно давила на людей, с которыми ее сталкивала судьба по жизни. Вот даже на моем примере. Она меня просто изнасиловала, заходила и так, и сяк. Ее главная задача в этот день – они с Людмилой Владимировной, видимо, решили это заранее – во что бы то ни стало, любыми способами, выбить из меня согласие забрать Машу к нам после смерти Майи. Она понимала, что я человек порядочный, и, если скажу “Да”, то сделаю то, к чему она меня все время подводила. Я ей сказала: “Майя, как это можно при жизни говорить о чем-то, что будет потом. Да ради Бога, живи сто лет. Если, не дай Бог, что случится, есть же родные, отец в конце концов”. На что она мне говорила, что отцу Маша не нужна, опять-таки лгала. Всех родных, и отца в том числе, она в разговоре отстранила, чтобы у меня возникло чувство жалости по отношению к Маше, я наконец-то согласилась и дала слово, что буду за нее в ответе, когда Майи не станет».
И в каждый наш приезд Майя с порога буквально заталкивала Марину в комнату Маши под предлогом, что та очень любит Марину и хочет с ней поговорить. Марина мужественно сносила ссылки в Машину комнату, которая превращалась для нее в камеру пыток, потому что говорить с Машей было абсолютно не о чем. Однажды Марина спросила, читала ли Маша стихи Ники и какие из них ей понравились. Судя по невнятному ответу, не читала. А на вопрос: «Что ты помнишь о Нике?» – Маша сказала: «Она была добрая, привозила мне тушь для ресниц».
В первую же нашу встречу Майя мне сообщила: «Маша, она же Манечка, увлекается брейком». – «А поэзию она не любит?» – спросил с удивлением я, на что Майя, уже тверже, произнесла: «Я же вам сказала, что она увлекается брейком, хотя в голове у нее что-то должно быть, так как ее дед писатель». Когда в следующий приезд, спустя полгода, я по просьбе Майи поговорил наедине с Машей, пытаясь ее убедить в необходимости изучать иностранный язык, компьютер и т. п., она согласно кивала головой, но в мыслях явно была на дискотеке, куда собиралась. Перед этим Майя мне сказала: «Тяги у нее нет ни к чему, от поэзии она далека, учится неважно».
Идея проекта «Маша Егорова» заключалась в том, что на основании оказываемой их семье материальной помощи Майя с Карповой считали нас с Мариной обеспеченными людьми и хотели, чтобы наш сын Аркадий женился на Маше и мы забрали ее к себе. Поэтому при наших встречах одним из первых был вопрос, не женился ли Аркадий. Как и все предыдущие, этот проект не состоялся.
По сути, Карпова и Майя зарабатывали на торговле детьми. Сначала продали Нику дьяволу по имени Слава, и она пострадала из-за того, что ее родным нужна была не так слава, как деньги. Затем продавали Машу родному отцу. «Майя этим всю жизнь пользовалась, – говорит Лушникова, – Она же не работала, а Олег постоянно высылал деньги. Майя говорила: “Пусть попробует не прислать, я знаю, чем его шантажировать”. И Егоров их содержал». А всем, в том числе и мне, говорили, что Егоров не присылает, в надежде на чью-то помощь.
«Я недавно перечитывала стихи Ники, – говорит Анна Годик, – вспоминала всю свою жизнь и чувствовала, что стихи этой девочки действительно шли от сердца. Сколько же у нее было выстрадано в детстве! Причем страданием было все, что она видела в доме. И бабушка не так поступала, и мама, и их отношение к дедушке и неизвестному папе, против которых ее настраивали. Она все это видела и слышала, и страдала от этого».
Читатели вправе спросить, почему автор во всех бедах Ники винит лишь ее родных – ведь с кем только не сталкивалась она в жизни? Да потому что после того, что сотворили с Никой ее родные, все, кто в той или иной степени общались с ней, сделать, если даже хотели, ничего бы не смогли. А родные обвиняли именно их, только не себя. Не случайно первоначальный вариант названия второго фильма Анатолия Борсюка был «Спасибо всем!», то есть тем, кто были рядом с Никой и не смогли изменить ее жизнь к лучшему, и тем, кого рядом с ней не было.
Возвращаясь к началу главы и рассуждениям об ответственности тех, чьи судьбы соприкасались с судьбой Ники, приведу слова Анатолия Борсюка: «От нее оторвали все. Все куски души и тела. Каждый урвал себе по куску, и остался вот такой маленький человечек, который любым дуновением ветра мог быть унесен, как ее и унесло. Как говорят: “Отряд не заметил потери бойца”. Я думаю, что таких очень много, может, как личности менее заметных, чем Ника. С какими-то задатками. Каждого жалко. Но мы же все меряем на миллионы!»
И все же ветер Времени Нику не унес и не разлучил нас с ней, потому что, как сказала она сама: «Расстаются только в книгах, / Я же встречи ожидаю, / Даже если мне вернуться / Не придется никогда».
Глава 14
«Утрачены дороги наши»
Дорогие читатели, вы, наверное, заметили, что в своем повествовании автор редко прибегал к комментариям, считая их излишними, ибо многое понятно и без них. Взявшись за перо, я преследовал цель написать первую и, по возможности, полную биографию Ники Турбиной во взаимосвязи с ее творческой судьбой. Надеюсь, мне это удалось, хотя говорить об этом преждевременно, так как повествование еще не завершено. Рассмотрим ряд конкретных причин столь короткой и безутешной Никушиной судьбы.
Начнем с того, что Ника была очень больным человеком. С детства – застойные пневмонии, бессонница, бронхиальная астма и диабет. Плюс к этому жуткая аллергия на кошачью шерсть. Спрашивается: почему, видя, как Ника задыхается от астмы и пневмоний, Майя и Карпова курили в квартире, да так, что девочка в полном смысле этого слова росла в табачном дыму? Почему толком не лечили и, несмотря на ее аллергию, в доме постоянно было несколько кошек? Наконец почему близкие разрешили Нике курить?
Теперь о школе. Карпова ее ненавидела и во время учебы Майи туда никогда не ходила. «Когда я шла мимо школы, – вспоминала Карпова, – у меня было желание ее опи`сать». В свою очередь, Майя училась посредственно, ленилась, школу пропускала, но ее переводили из класса в класс благодаря авторитету отца. Отрицательное отношение к учебе передалось и Нике, она во всех четырех школах, в которых училась, была, по сути, вольнослушательницей. И в Ялте, и в Москве ее выручила Людмила Васильевна Лушникова, благодаря которой Ника получила единственное в своей жизни образование – среднее. Слава Богу, хоть такое!
