«За несколько месяцев до смерти Людмилы Владимировны, – вспоминает Елена Авдеева, – я навестила ее, принесла продукты, а она говорит: “Ничего жрать не буду, как мне жить надоело!” Тогда я ей сказала: “Непостыдную и мирную кончину надо заслужить”. – “А за что я мучаюсь?” – “Подумай хорошенько, ты же человек умный, неужели не понимаешь, что это заслужила? Покайся! Если сейчас в церковь пойти не можешь, то обратись к Господу и попроси прощения!” – “Ну, что я такого сделала? Ну, гуляла с мужиками, да…” – “И только это? А Ника?!”»
В теоретической части дипломной работы во ВГИКе, которой явился фильм «Три полета Ники Турбиной», Наталья Кадырова приводит свои мысли о его идее, которые я не могу не процитировать: «Мне хотелось снять фильм об ответственности за талант. Кто виноват, что так получилось? Родители? Знаменитый поэт, который вывел ее на большую сцену? Окружающие люди, которые не поддержали, когда ее начало ломать-корежить? Время, с которым ей не повезло – она совпала со сломом двух эпох? Или сама Ника?
Мне хотелось, чтобы в фильме был открытый финал. Очень долго я не могла подобрать правильные, нужные слова. Фильм уже сдавали на канал, а я все искала и искала, как его закончить. Мне кажется, у меня получилось: Бог вдохнул в ребенка ошеломляющий Дар. А ответственного за этот Дар назначать не стал. Должно быть, думал, с этим разберутся на Земле».
Гениально сказано! Браво, Наташа!
Каждый прожитый Никой год можно считать за три, потому что, как писала Кадырова, «в 12 лет это уже была маленькая женщина, в 19 – видавшая виды женщина, в которой чуть-чуть теплится надежда, что в ее жизни что-то может измениться, а в 25 лет – старуха». Это подтвердила Татьяна Барская: «Когда мы последний раз встретились с ней в Ялте, – это было незадолго до ее ухода, – передо мной стояла женщина лет 50, я перед ней была как ребенок. Она такое говорила, что писать нельзя».
Из рассказа Карповой: «Однажды Ника полупьяная пришла с каким-то парнем. Я спросила: “Чего ты такая размалеванная?” А она одними глазами сказала: “Что ты говоришь, старая б…, я перед вами стою такая, потому что вы б…”. До сих пор вижу ее зеленые глаза, которые кричали: “Вы меня погубили!” Никто не виноват, только мы».
Господи, как Ника хотела, чтобы ее кто-нибудь защитил. По этому поводу она писала: «Хотела, чтобы нашелся человек или Бог, который меня упрятал, защитил, и не надо было бы бороться за стихи мои, пронзающие душу». Никто так и не нашелся. За всю ее жизнь – ни один человек. А главное, что ее должны были, но не смогли защитить близкие. Должны были в силу закона природы, которая так создала человека, что он обязан защитить своего ребенка так же, как птица обязана защитить своего птенца. «Если мы не справились с этим, – сказала мне еще в 2003 году Карпова, – значит, мы нарушили закон природы».
По сути, все, о чем я рассказал, можно свести к своего рода сказке, скажем, такой.
В одном южном городе у самого синего моря жила-была семья: мать, отец и дочь, все – люди творческие, каждый даровит по-своему. Одна лишь беда: отец и дочь здоровьем не вышли. Дивиться нечему – Господь вкупе с талантом дает какой-никакой изъян, подчас не один. Так стряслось и с нашими героями: отцу Бог дал бессонницу и одиночество, матери – зависть и ложные ценности, дочери – лень, плутовство и врожденное иждивенчество. Жили они поживали, но добра не наживали. В один прекрасный день мать дозналась, что дочь ее понесла, да не от простолюдина, а от пиита известного, для которого дочь ее – сама простолюдина. И, дабы спасти дитя от безотцовщины, дочь пошла под венец с безвестным музыкантишкой, взаправдашним папенькой ее дитяти. А дитя-то родилось необычное, даже можно сказать одаренное. С трех годочков стихами гутарило, да не детскими, больше взрослыми. Как возрадовались тому мать и бабушка, как от радости в ладоши захлопали – наконец-то в семье будет кто-нибудь, кто прославит их, ну, а главное – принесет им богатства несметные, те, о коих они грезил ранее…
И так далее. Только у сказок обычно счастливый конец, а у нашей, к сожалению, печальный. Значит, это не сказка.
И все-таки, кто может объяснить, почему взрослые разумные талантливые люди, зная, что в их доме появилось чудо под названием Ника, при ней скандалили, конфликтовали, лгали друг другу, пили, курили, сквернословили, наплевательски относились к ее учебе, не содержали в порядке жилье, компрометировали отца и деда, не занимались здоровьем девочки и губили его, немилосердно эксплуатируя ее талант ради денег? А как могло случиться, что в 12 лет Ника видела по видеомагнитофону половой акт? Кто торопил события и преждевременно просвещал ребенка? Почему самые близкие Нике люди бросили ее, не достигшую совершеннолетия, в Москве и там, как на необитаемом острове, обрекли на выживание, страдания, унижения и ранний уход из жизни?
Все будущие беды Ники Георгиевны Турбиной были заложены тогда, когда она еще была просто Никушей. Иными словами, ружье, заряженное в Ялте, выстрелило в Москве.
«Ника могла бы достигнуть многого, – считает Людмила Лушникова, – если бы попала в другие жизненные условия. Чтобы ее талант развивался, ей надо было родиться в другой семье». Еще лучше по этому поводу сказала Светлана Кедрина: «Чтобы Ника раскрылась, ей нужно было быть сиротой». А Павел Галич полагает, что для этого Майя должна была умереть раньше Ники.
Помните, Пушкин писал: «…черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Весело, нечего сказать»? Так вот, перефразировав его, можно сказать: «Черт догадал Нику родиться в такой семье с душою и талантом». Впрочем, в другой семье она, может, и не родилась бы.
Часть III
«Превратятся все стихи мои в беду»
Глава 1
Дорогие читатели! Когда автор писал то, что вы уже прочитали, он ориентировался на традиционные, сложившиеся десятилетиями представления о Нике Турбиной. Автор искренне верил им и очень надеется, что ему удалось, в меру своих способностей, углубить и расширить эти представления, которые, однако, были бы далеко не полными, если бы он не изменил ориентацию, но не свою, а повествования.
Как многие, я свято верил, что Ника Турбина является автором своих стихов. Хотя червячок сомнений медленно рос в моей душе до конца 2013 года, когда Татьяна Барская сказала мне: «О Нике был создан миф. Ника – чудо, но чудо фантазий двух талантливых женщин и великих авантюристок – Майи и Люды. Я бы многое им простила, если бы не ложь. Мне кажется, что Ника погибла от лжи. Она понимала, что является игрушкой в руках мамы и бабушки». После этих слов я процитировал первую строку стихотворения Ники: «Я как сломанная кукла…», считая, что она здесь уместна и подтверждает слова Барской. «Да, – согласилась она, – но стихи писала не Ника, а бабушка. Я впервые видела людей, погрязших во лжи. Они выдумали Нику, сделали ее игрушкой и погубили, подсказывали ей недетские темы для стихов, которые, не исключаю, дорабатывал дедушка». – «Если за Нику писали стихи, – вырвался у меня вопрос, – то как она их так читала?» – «Ее заставляли заучивать. Помню, в 12-ю школу приехали дети из Англии, и на встрече с ними Ника должна была выступать. Она сидела рядом со мной и дрожала. Я спросила, что с ней, она ответила: “Я боюсь, что забуду слова”. Ее толкали на зубрежку. И у меня в редакции на встрече, когда ей было восемь лет, она была зажатая».
