В какой-то мере Майе удалось, судя по одинаковым с Никой отдельным буквам, подделать ее почерк. Но было и обратное: Майя учила Нику писать отдельные буквы так, как писала их сама, в частности, прописные Н и Т, с которых начинаются имя и фамилия дочери, а та, как видно из иллюстрации, даже тренировала написание своей подписи. Но вернемся к каллиграфии Майи. Для большей правдоподобности она специально писала с присущими Нике ошибками. Но почему почерк вдруг стал наклонным – ведь сама Майя тоже писала прямые буквы? Почему этим почерком написано всего шесть из имеющихся у меня стихотворений (может, их больше, и у кого-то они есть)? Понятно желание Майи, изменив почерк, показать, что дочь писала сразу начисто и грамотно. Но для этого нужно было переписать этим почерком все стихи, уничтожить все черновики, в первую очередь свои, чтобы не с чем было сравнивать, а лучше – все напечатать и оставить в таком виде потомкам. Наверное, Майя не думала, что когда-нибудь ее уловки обнаружат, тем более что в сознании миллионов людей образ Ники Турбиной сформировался настолько, что заставить их усомниться в нем не представлялось возможным.
С другой стороны, почему Майя завещала матери передать мне архив Ники после своей смерти? Она ведь не шутила, когда в нашем с Мариной присутствии произнесла эти слова. Сказаны они были не случайно. Майя, у которой, по словам Алены Галич, была непонятная зависть к Нике, понимала, что в архиве я найду тетради с ее стихами, разберусь во всем, обнародую это, и справедливость будет восстановлена. А чтобы скандал, вызванный этим, не был при ее жизни, она завещала передачу архива после своей смерти. И Карпова большей частью выполнила ее волю, хотя знала правду. Как вы думаете, почему? Да потому, что Карпова все время оставалась в тени тоже, не состоялась как поэт, хотя была талантлива, ревновала Нику к ее поэтическим успехам, достижению которых сама же способствовала, решила отомстить судьбе, разоблачив Майю, а тем самым и Нику. Карпова знала мою дотошность, умение выполнять самую кропотливую работу и без сожаления, постепенно, расставалась с архивами Ники (Майи), своим и Никаноркина.
Очевидно, Майя, человек по натуре ленивый, поняв, что и эта ее затея тщетна, отказалась от нее, как и от предыдущей. Но мысль о представлении в оригиналах своих стихов почерком Ники ее преследовала. Она начала варьировать почерк и порой почти добивалась цели, о чем свидетельствуют оригиналы стихотворения «Срубленные рифмы…» (табл. 3, п. 16 и табл. 5, п. 24). Пожалуйста, сравните оба оригинала. На первый взгляд, то, что размещено на сайте, принадлежит Нике. Но только на первый взгляд. Внимательный читатель найдет здесь много схожих по написанию букв, которые не оставляют сомнения в том, кто писал «под Нику». Знакомый Майин почерк видим также на ошибочно размещенном на сайте в качестве Никиного оригинале стихотворения «Заслоню плечом тяжесть дня…» (табл. 5, п. 26).
Чего только не предпринимала Майя, чтобы не бросить тень сомнения на авторство Ники: ставила к своим, в том числе ранее написанным стихам посвящения тем, с кем Ника общалась и кто мог быть полезен в дальнейшем (Е. Евтушенко, Ю. Семенов, М. Луговская, И. Прут, В. Дашкевич, А. Цветаева), с кем общалась сама Майя еще до рождения Ники (А. Вознесенский). Как правило, все указанные стихи, за исключением «Вы – поводырь…», откровенно слабы и ничего собой не представляют, разве что их украшают посвящения.
Кроме того, давно написанное стихотворение «Мы говорим на разных языках…» (табл.4), явно посвященное Никаноркину, с которым она конфликтовала, Майя превратила в обращение к нему уже Ники, включив это стихотворение в ее книгу «Черновик» А стихотворение «Отцу» (табл. 3, п. 2) выдает авторство Майи с головой такими строками: «Непохожи мы с тобой /Зеркало не врет» (во-первых, Ника была вылитый Георгий Торбин, во-вторых, как она могла знать, что зеркало не врет, если отца никогда не видела?) и «Мама вся в комок сожмется» (ну, конечно же, надо пожалеть саму себя). Слишком все здесь надуманно и неинтересно. Кстати, еще одно стихотворение «Зачем все время говорить о том…» (с. 146 книги) с посвящением «А.Н.» тоже обращено к Анатолию Никаноркину. Вопрос только в том, кто его написал, так как оригиналом его я не располагаю. Но и без него уверен, что здесь тоже приложила руку Майя. Посудите сами: на какие ветряные мельницы в атаку, да еще одной, приходится идти Нике, какое горе приносит она людям и почему обращается к дедушке на «Вы» (вспомните «Мы говорим с тобой…»)?
Таким образом, Майя от имени Ники писала стихи Торбину, Никаноркину, Карповой и самой себе, а все принимали это за чистую монету. Можно рассказать еще о многих Майиных ухищрениях, но, мне кажется, рассказано достаточно, чтобы убедить читателей в ее причастности к творчеству Ники (или причастности Ники к творчеству Майи). В таланте Майи сомнений нет, приведу еще один штрих. На иллюстрации под фрагментом стихотворения «Междугородные звонки…» (табл. 3, п. 14) Майя нарисовала Арлекина, а вокруг него прописную букву А, которая постепенно трансформируется в звезду. На одной странице – стихи, рисунок и прекрасная импровизация. Могу лишь с опозданием мысленно поаплодировать.
Уважаемые читатели, пожалуйста, просмотрите внимательно все Никины стихи из итальянского цикла и ответьте сами на вопрос: что в них описано, чего не могло быть в том же Крыму? «Древний Рим» – название явно притянуто к стихотворению не об Италии; «И горек моря аромат» – можно отнести к любому приморскому городу; «В маленьком ресторанчике…» – если отбросить посвящение Джино и строку «звучит итальянская песня», все абсолютно, как в Ялте; не говоря уже о том, как Майя высасывала эти строки из пальца (см. иллюстрацию) и даже приплела сюда неизвестно от чего уставшую за день кошку; в «Запеленали город мостами…» и «Город похож на раковину…» найдены два-три удачных образа, остальное – все то же; наконец в «Колизее», самом сильном из вошедших в книгу стихотворений об Италии, откуда-то среди древних стен опять появилась, но уже узкоглазая и дикая кошка (очевидно, Майя решила использовать одну из своих заготовок). Жаль, в книге нельзя привести все многочисленные варианты каждого из указанных стихотворений.
Удивительно, что стихотворение «Венеция», на мой взгляд, лучшее из итальянского цикла, не было включено ни в одну книгу Ники. Приведу полностью его последний, шестой (!) вариант, который, как и все остальные варианты, записаны только Майей:
Венецианские мосты —
Из байки одеяла.
Они тебя запеленали
И в складках ночи затеряли.
Здесь каждый островок —
Тот дом,
Где не найти ключа.
И гондольер,
Взмахнув веслом,
Луну оставил за бортом.
Венецианские мосты —
Дороги без конца.
Тут в байку
Пеленают тень.
Его окутывает лень —
В гондоле нет весла…
И от моста к мосту
Я пеленаю этот день,
Я пеленаю эту ночь,
Веду ее к венцу.
Чего стоит один только образ: «И гондольер, взмахнув веслом, луну оставил за бортом»?! Замечательны также строки о Колизее в начале одного из вариантов одноименного стихотворения:
А над Римом,
А над Римом
В синем
Пламени огней,
Как на троне,
На всесильном, Колизей.
Не менее удивительно, что я не встретил ни одного оригинала «итальянских» стихов Ники, написанного или переписанного ее рукой, хотя она уже была в том возрасте, когда могла сама это сделать. Все оригиналы, каждый по нескольку раз, написаны Майей. Отсутствует лишь оригинал стихотворения «Древний Рим», которое, я уверен, написала Людмила Карпова.
