Но самое удивительно другое: Майя, не будучи в Италии, написала все стихи итальянского цикла так, словно там была. Конечно, Ника и Карпова во всех подробностях рассказали ей о поездке, но Майе удалось настолько войти в тему и представить в деталях даже то, чего не видели ее дочь и мать, что в искренность ее строк веришь сразу. Мне кажется, что благодаря воображению Майя могла перенестись в мыслях куда угодно. Это равносильно тому, как входит в роль талантливая актриса. В качестве еще одного примера Майиного «творчества» привожу оригинал стихотворения «В маленьком ресторанчике…».
Предвижу вопрос: «На каком основании вы утверждаете, что эти стихи написала Майя? То, что они написаны ее почерком, ни о чем еще не говорит. Например, какие-то стихи Беллы Ахмадулиной записаны ее мужем Борисом Мессерером – он их переписывал с каких-то листочков, и все это сохранилось его почерком. Но сие не значит, что он их написал. То же самое касается и Ники, за которой записывала Майя». Полностью согласен, что нужны доказательства. Но разве не они были приведены выше?! Понимаю, что трудно преодолеть стереотип, тем более представить, что человек находится в одной стране, а пишет о другой. Были бы талант и воображение, и все осуществимо. Тем более что в Италии Ника была в таких же приморских городах, как Ялта.
Майя не только писала вместо Ники стихи, но и подписывала за нее книги, потому что, когда вышел «Черновик», Нике было почти десять лет, и писать она толком, в смысле грамотно, не умела. А дарственные надписи нужно было делать многим известным людям, да и перед неизвестными надлежало выглядеть подобающе. Поэтому Майя «репетировала» будущие надписи от имени Ники, для чего (об этом нам уже известно) писала буквы так, чтобы они соответствовали детскому почерку. Репетировала их и Ника. В качестве примера приведены «черновики» ее надписей поэту Михаилу Дудину, в которых видим знакомые прописные буквы А, Д, Н и Т. А на обратной стороне этого листа – попытки придумать Никину подпись. Поэтому пусть знают счастливые обладатели книги «Черновик» с дарственной надписью, что сделала ее не Ника Турбина, а Майя Никаноркина как полноправный соавтор этой книги. Интересно, что дальше варианта надписи: «Такому-то или такой-то с великой любовью» или просто «с любовью» фантазия у Майи не шла. А ведь по умению фантазировать эта женщина могла дать фору писателям-фантастам.
Но это еще не все. Майя с годами нашла выход из положения: Ника все книги подписывала сама и ставила дату, а Майя вписывала имя и фамилию того, кому дарили книгу. Обратите внимание на дарственную подпись Валентине Дмитриевне, матери Алены Галич: первые два слова явно написаны Майей (ее выдают буквы В и Д), остальные – Никой. Алена Александровна свидетельствует, что Майя надписала эту книгу в ее присутствии, поэтому сомнения здесь излишни. Не знаю только, заметила ли Галич два разных почерка. Обратите также внимание на заметное различие в написании буквы Н у Ники и Майи и почти одинаковое написание ими прописной Т (Майя ее так всегда писала и научила этому Нику, потом, как видите, это пригодилось).
Но вершиной фальсификации является дарственная надпись Татьяне Барской, сделанная одной Майей (см. гл. 9,ч. I). Здесь она себя выдала как нигде: абсолютно все ее прописные буквы – П, Т и Н (дважды каждая), Б и В, не говоря уже о дате, – Ника почти никогда не использовала римских цифр. Кстати, после того мне попала на глаза запись встречи с Барской в начале сентября 2014 года. Тогда она мне показала пьесу «Ника» с автографом Карповой и книгу «Черновик» с автографом Ники, усомнившись в том, что это ее почерк (девочке не было 11 лет); смутило Татьяну Николаевну и то, что в надписи не было ошибок. Вместе с тем, по ее словам, буква Т была такой же, как у Ники. Но нас это уже не смутит – мы-то знаем, что Майя первую букву фамилии дочери умела написать одинаково с ней. Однако, скорее всего, было наоборот – Майя научила Нику писать эту букву так, как писала ее сама, в чем убеждают оригиналы Майиных стихов.
То же самое можно отнести и к дарственной надписи, сделанной Юлиану Семенову на книге «Черновик», хранящейся в его доме-музее в Оливе: почерк и грамотность Майи налицо.
Напомню читателям слова Карповой о Майе, приведенные в главе 8 части II книги: «…она была самоотверженная по отношению к Никуше, которая благодаря Майе стала великой». Людмила Владимировна не оговорилась, а проговорилась. Может, даже сознательно сказала правду за два месяца до смерти.
Лера Загудаева никогда не видела, чтобы Майя писала стихи, но на вопрос: верите ли вы, что Майя могла писать стихи? – ответила не задумываясь, что верит, и добавила: «Она могла рифмовать на лету, ответить в рифму чуть ли не стихотворением». Я сразу же вспомнил, как за год до смерти Майи, когда при встрече у нас зашла речь о ялтинском поэте и археологе Василии Рыбке, она сказала, что пишет он примерно так:
Пошел поэт куда-то в лес
И там он вырос до небес.
Сказано это было с ходу, такая мгновенная импровизация. Я тогда лишь улыбнулся и подумал, как легко Майя срифмовала две строки, не могла же она это сделать заранее. Это был единственный за семь лет нашего общения случай, когда Майя выдала себя.
Таблица 5
Перечень оригиналов стихотворений, написанных на отдельных форматных листах (1–20) и в тетради с синей обложкой (21–22)
Наконец, Мария Рыбакова, автор упомянутого в главе 2 части III книги романа «Черновик человека», благодаря удивительной женской интуиции и писательской прозорливости, написала такие обращенные к матери своей героини (в книге она не Майя, а Лиля) строки: «Лилька, шалава, думаешь, не знает никто, что это ты за девку твою стихи пишешь? Думаешь, дураки все, никогда про тебя ничего не знают? Мать твоя курва, мужа в гроб свела, мы-то видели, как она с начальником амуры крутила. Ты в мать свою пошла, уродина, под всех приезжих ложилась, от одного дочь нагуляла, думаешь, забыли все? Как ты чужого мужа увести пыталась? Соседи на вас жалуются, у вас не квартира, а проходной двор. А теперь тебе славы захотелось. У самой-то не получилось ничего, кому нужна твоя мазня, разве что на пляже пидарасам показывать! Руки в боки, понимаешь, мы такие гениальные, у меня чудо, а не ребенок! На телевидение полезла, на радио, журналисты к ней ездили. Шалавой ты, Лилька, была, шалавой останешься…»
Это ж надо так попасть в яблочко! В другом месте Рыбакова повторяет слова Карповой с тем лишь отличием, что их своей дочери-поэтессе Светлане (читай: Нике) говорит ее мать: «Ты в детстве известная была только благодаря мне, потому что я тобой руководила, а когда ты от рук отбилась, все закончилось!»
