Эти выводы могут быть опровергнуты, если найдутся оригиналы других стихов Ники, не важно кем записанных. Однако в существовании их я очень сомневаюсь. И все же не теряю надежды их увидеть.
Глава 9
И все-таки точки над і не поставлены. Предвижу массу вопросов, в основном те, которые я сам себе задавал, зачастую попадая в тупик. Постараюсь ниже, как можно точнее, ответить на них.
Вначале напомню, что Татьяна Барская, Лилия Молчанова, Владимир Дашкевич, Людмила Лушникова, Анна Годик, Сергей Корюкин, Петр Старчик, Ольга Самолевская, Тамара Векшина, Елена Камбурова и Лера Загудаева – на сегодня немногие из тех, кто хорошо знали Нику ребенком, начиная с первых ее шагов в поэзии. Поэтому их мнения об авторстве Ники, услышанные из первых уст, наиболее ценны. О них рассказано ранее.
Отмечу, что, хотя и в разной степени, но по-своему прав каждый, ибо никто из них не видел оригиналов стихотворений, написанных почерками Ники, Майи, сестер Карповых и Никаноркина. Фактически большинство их видел только я, и потому на сегодня, простите за нескромность, мое мнение может быть истиной если не в последней инстанции, то в предпоследней уж точно. Позволю себе, опираясь на материалы предыдущих разделов, представить читателям свою версию феномена Ники Турбиной – в действительности Торбиной. Уверен, что, если бы Нике не изменили фамилию, слава бы все равно с ней не разминулась. Скорее даже не версию, а легенду о ней.
ЛЕГЕНДА
Ника с рождения росла в такой творческой, а точнее поэтической, среде, что в ней даже стул, если бы мог, заговорил в рифму. Судите сами: мама, дедушка, бабушка и ее сестра были поэтами; в дом, где на полках теснились поэтические книги, часто приходили местные и приезжающие на отдых в Крым московские поэты, которые читали свои стихи. Казалось, дом был ими пропитан. А теперь представьте девочку, слух которой с малых лет был настроен на поэтическую волну. Конечно, подрастая, ей тоже хотелось сочинять стихи, тем более что к ним она была генетически предрасположена. Более того – на них она была обречена. Вдобавок ко всему Ника с младенчества слышала от мамы стихи Вознесенского, ритм которых передавался ей, становясь для нее органичным. Наверное, уже тогда тщеславная и непризнанная как поэт Майя целенаправленно готовила почву для будущих поэтических всходов дочери. Тем более что она не работала и могла уделять этому внимание.
Естественно, Никуше читали и детские стихи, которые она декламировала, поражая родных манерой чтения, обусловленной ее природной артистичностью. Но в подавляющем большинстве случаев она все же слышала стихи и разговоры взрослых. Поэтому сызмальства сама произносила недетские слова. Это навело предприимчивую и жаждущую возмездия за отвергнутые стихи Майю на гениальную до простоты мысль: а что если она свои стихи выдаст за Никины, сыграв тем самым на резком контрасте между возрастом автора-ребенка и его удивительно взрослыми произведениями? Тем более что для осуществления такой идеи был задел – имеющиеся стихи Майи, а главное – будущий их возможный автор, то есть Ника, которая к тому времени уже начала проявлять кое-какие задатки поэтических способностей, о чем пойдет речь далее.
Но как сделать, чтобы Ника поверила, что Майины стихи принадлежат ей? Судя по всему, ее родные ломали головы около года, пока их озарило. Как оказалось, не озарило вовсе, потому что они, мягко говоря, позаимствовали необыкновенный звук из книги Константина Паустовского «Золотая роза». В этой книге в разделе «Молния», посвященном вдохновению и его истокам, автор пишет: «Вдохновение – как первая любовь, когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок. Тогда наш внутренний мир настроен тонко и верно, как некий волшебный инструмент, и отзывается на все, даже самые скрытые, самые незаметные звуки жизни.
О вдохновении написано много превосходных строк у писателей и поэтов. «Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется» (Пушкин), «Тогда смиряется души моей тревога» (Лермонтов), «Приближается звук, и, покорна щемящему звуку, молодеет душа» (Блок). Очень точно сказал о вдохновении Фет:
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов.
Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим…
Сам того не ведая, замечательный русский писатель подсказал почитавшим его талант Майе
[308] и Карповой, какой должна быть правдоподобная версия для Ники. Суть ее сводилась к следующему. Ночью (потому что в это время она чаще спала и могла всему поверить) к Нике приходит звук, точнее она слышит его – это глас Божий, который диктует ей стихи. В свою очередь Ника сквозь сон диктует эти стихи маме, которая их записывает и утром читает дочери, разъясняя ей, как они родились. На самом деле Майя ничего не записывает, а использует свои стихи, написанные раньше, и показывает их Нике, благо та не умеет читать. Ловко, ничего не скажешь: девочке стихи диктует Бог, а она маме, потому что сама писать еще не умеет. Реализовать эту идею следовало до того, как Ника сама научится читать и писать, поэтому начали с трех лет.
Когда я поделился своими соображениями с Лерой Загудаевой, она подтвердила, что подобный звук был описан у Паустовского, и согласилась, что близкие Ники могли использовать его для легенды о происхождении ее стихов, которые по отношению к их истинному автору гениальными не были.
Гениальным же был вымысел Майи и Карповой, он был сродни сказке, в которую Ника, как все дети, верила. И даже повзрослев, в одном из интервью она сказала: «Считаю, что настольная книга человека – это сказки…» Версия работала безотказно. Никуша радовалась каждому стихотворению настолько, что по вечерам долго не засыпала, ожидая звук. А поскольку его не было и быть не могло, она, обессилев от ожидания, засыпала поздно, а иногда к утру. Вот откуда ее бессонница, которая, по рассказам родных, продолжалась до 12 лет, то есть как раз до того возраста, когда Ника перестала «писать» и вырвалась от них на свободу. Но это было потом, а пока, в отсутствие вымышленного звука, по ночам все спали (в первую очередь Карпова, потому что уставала на работе и нуждалась в отдыхе) – в противном случае Никаноркин разоблачил бы заговорщиц. Не спала или плохо спала лишь Ника, ожидая звук. Выдумав его, мама с бабушкой обрекли ее на бессонницу, которая и до этого в определенной мере мучила Нику из-за болезней и лабильной нервной системы. Зато по утрам в награду ее ждали новые стихи, которые Майя заставляла дочь заучивать наизусть, что Ника делала весьма неохотно (см. гл. 7, ч. I).
