Держите меня —
Я не хочу расцветать,
Потому что
Я скоро осыплюсь.
Мне страшно:
Вся жизнь,
Как цветок, —
Если ударит
Луч солнца,
Он осыплется.
Держите меня,
Внимательный читатель обнаружит, что по сравнению с оригиналом здесь не хватает слов «как ручей». Очевидно, Ника хотела сравнить себя с ручьем, который может высохнуть от лучей солнца, но торопилась, когда писала. Она не хотела расти, чтобы навсегда остаться в детстве. Как тут не вспомнить ее же слова, вырвавшиеся с той же горечью намного позже: «Я все сказала о себе в стихах еще ребенком, тело женщины мне не нужно было».
Глава 10
О своем здоровье Ника почти не говорила и не жаловалась на него, хотя поводов для этого было более чем достаточно. Жизнь ее, и без того сложная, протекала на фоне многих недугов, о чем свидетельствуют многочисленные справки, заключения и результаты анализов, хранящиеся в архиве автора.
Сначала о бессоннице. В интервью «Экспресс-газете» (см. главу 6) Карпова сказала: «До 11 с половиной лет Ника вообще не спала». Спустя четыре года после ухода Ники Людмила Владимировна своих «показаний» не изменила: «До двенадцати лет мы почти ее не видели спящей: или она плачет и ждет звука, или она дождалась его и читает стихи». Можно ли себе представить, что ребенок вообще не спит столько времени и при этом у него хватает сил на учебу в общеобразовательной и музыкальной (по классу скрипки и гитары) школах, выгул собаки, общение со сверстниками, поездки, выступления и т. п.? Правда, в интервью, которое я взял у родных Ники в 2003 году, Майя опровергала слова Карповой: «Мама, ну что ты говоришь, конечно спала?!» – на что Карпова ответила: «Ну, спала, но недолго, два-три часа». Это примерно, как в известном анекдоте. Поручик спрашивает: «Товарищ капитан, а крокодилы летают?» – «Ты что, с ума сошел?!» – «А товарищ генерал сказал, что летают». – «Ну, летают, но низко-низко».
Несколько слов по поводу отсутствия сна вообще. Существует такое заболевание – колестит (или колестита), пожизненная бессонница, – которое за всю историю медицины проявилось в единичных случаях. То, что Ника не спала по ночам, видели, а точнее могли видеть только мама и бабушка. Никто кроме них. Правда, был еще дедушка, но к нему журналистов не допускали, боясь, что он расскажет правду, которую они всячески скрывали. Закроем глаза на то, что 30 стихотворений из книги «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…» датированы 1985–1987 годами. Всего в две прижизненные книги Ники вошли 157 стихотворений, что в среднем составляет 22 стихотворения в год. Допустим, что все они были продиктованы по ночам, в которые Ника не спала, то есть 22 ночи в году. Значит, остальные 243 ночи года она спала! Конечно, я утрирую истинную картину, поскольку Ника в детстве плохо спала из-за частых болезней и нездоровой нервной системы, дополнительно травмированной Майей, которая постоянно одергивала дочь и давила на нее. Но даже с учетом сказанного Ника по ночам в подавляющем большинстве случаев спала, а ее многолетняя бессонница являлась такой же сказкой, как приходящий по ночам звук. Более того, они, по легенде, немыслимы друг без друга, так как бессонница – следствие ожидания звука.
Кстати, Валентина Николаева сообщила мне по этому поводу следующее: «Вы спрашиваете, не видела ли я Нику днем сонной. Нет, не видела. Но особенность маленькая иногда бросалась в глаза: она часто приспускала верхние веки и долго так оставалась. Вот, наверное, и создавалось впечатление сонливости».
Что касается бессонницы в Москве, то, по свидетельствам друзей, Ника спала хорошо еще и потому, что часто употребляла универсальное снотворное – алкоголь. По словам Бурыкина и Журавлева, Ника спала нормально, ложилась поздно, в два- три часа ночи, и спала до 12–13 часов. Постоянно читала.
Теперь о лечении Ники. Здесь у легенды появляется подлегенда, согласно которой Нику водили по врачам, а врачи говорили, что лечить можно болезнь, а от таланта лекарств нет. Все это сказки бабушки Людмилы. На самом деле, по словам Барской, Нику почти никуда не водили и ни к кому не обращались. Одно из двух: либо в этом не было необходимости, либо ребенком не занимались. «Ребенок не спит, – возмущается Барская, – надо взволноваться, нужен врач, а Майя и Люда приняли это, как нормальное явление». Бездействие родных Ники вполне объяснимо: поскольку бессонница (в чистом виде, исключая болезни и срывы Никиной психики) была их выдумкой, то зачем нужно было лечить несуществующую хворь?!
Иное дело бронхиальная астма, которая была следствием множества перенесенных Никой, начиная с грудного возраста, и не вылеченных до конца пневмоний. Это подтверждает заключение по консультации Ники заведующим кафедрой пульмонологии Крымского института Министерства здравоохранения СССР, доктором медицинских наук, профессором Заурбеком Георгиевичем Басиевым. Читать его без содрогания нельзя. Девочке без месяца шесть лет, а она уже больная со стажем, причем болезнь у нее тяжелая и запущенная, потому что «лечение проводилось только в поликлинических условиях без особой системы». Профессор поставил диагноз «предастма», хотя состояние Ники скорее соответствовало ему же, но без приставки «пред».
Основной причиной такого заболевания является психосоматическое расстройство, которым Никуша страдала с рождения и которое, по мере ее роста, усугублялось внешними факторами, в особенности подавлением ее Майей. Это корреспондируется со словами Карповой о том, что астма проявлялась у Никуши только днем, то есть в то время, когда она была дома с мамой. «Болела ли она астмой, – вспоминает Елена Камбурова, – не знаю. Так счастливо случилось в Ялте, что я с ней буквально целый день провела, и у девочки ни разу не проявились признаки этой болезни». Неудивительно: в присутствии Елены Антоновны Майя сдерживала себя.
«У Ники были сильные астматические признаки, – рассказала Лера Загудаева, – они проявлялись в разные периоды времени в зависимости от возрастных нагрузок. Близкие занимались Никой, когда у нее были приступы». Константин Постников был их свидетелем. Нике помогал его брат, известный врач-пульмонолог.
Интересные подробности рассказал Альберт Бурыкин: «Помню один существенный момент: мы с Никой ночью беседуем о высоких вещах, она сидит на диване, и вдруг я вижу, как меняется ее лицо, оно стало другим, каким в принципе не было, – такая по виду Аленушка, и говорит: “Меня лечил один врач из Армении от “дыхалки” (так Ника называла бронхиальную астму. – А.Р.), он меня вылечил, но с тех пор я перестала писать стихи, и у меня на лбу появился черный обод, который не могу снять”. Она говорила искренне, из самой глубины и таким голосом, каким никогда не говорила». По словам Бурыкина, он был свидетелем приступа астмы, во время которого Ника была в ужасе, пока не нашла лекарство, которым купировала приступ. «Понятно было, – вспоминает Бурыкин, – что Ника болела, иначе у нее под рукой не было бы лекарства. Позже я от кого-то слышал, что у нее была эмфизема легких»
[312].
