Далее на несколько страниц приведены рекомендации Андреевой. Ограничусь одной из них, в которой предлагается следующее:
Прекратить всякую известность, включая и печатанье стихов. Нельзя, чтобы о Никуше знали, чтобы о ней думали. Чем скорее прекратится демонстрация фильмов – тем лучше. Фотографии и стихи Ники можно давать только близким людям и, безусловно, любящим Никушу. Майя Анатольевна считает, что А. Вознесенский ей завидует (и судя по тому, что она рассказала, – так и есть. Завидовать ему есть чему, а другим и подавно). Разве можно ему знать стихи Ники, общаться с ней или думать о ней?! Нужно, чтобы такие люди как можно скорее о ней забыли… забыли все, кроме близких друзей и к тому же хороших людей.
Если под первой частью и концом этой рекомендации я готов подписаться, то вторая ее часть вызывает недоумение. О какой зависти Вознесенского Нике могла идти речь и кто кому должен был завидовать?! Хотя если учесть, что Майя являлась автором многих стихотворений Ники, то Вознесенский, сам того не зная, завидовал Майе, и тут уже ее слова обретают определенный смысл. Кстати, в 2006 году Майя сказала Карповой, что если бы отцом Ники был Вознесенский, то у него была бы более талантливая поэзия. Ну и самомнение! Это из той же серии, что, по словам уже Карповой, после разрыва с Никой Евтушенко начал слабее писать (?).
Андреева также советовала не вывозить Нику из Ялты до выздоровления, выйти Карповой на пенсию (ей как раз исполнялось 55 лет), чтобы заниматься здоровьем внучки, бросить Майе курить и другое.
Я хорошо понимаю, – пишет Андреева, – как трудно Майе Анатольевне отказаться от известности Никуши. Уверена, что не ошибаюсь – на то мой опыт психолога: Майя А. росла среди всяческих талантов, и в ней заложено с детства честолюбие. Она пришла к выводу, что как художница не состоялась, и это очень ее травмирует. Подсознательно Никушина одаренность и известность для нее своего рода компенсация. К тому же она не может найти себя в жизни и быть “при Нике” – позиция, которая ее устраивает.
Очень точно сказано о Майе. А Нике после выздоровления Елена Кондратьевна советовала найти работу, пусть скромную, но полезную людям. Не сбылось. Зато сбылось иное предвидение Андреевой, о котором она писала в том же письме:
…Меня тревожит стремление Никуши летать. Оно понятно – подсознательно она помнит полеты в таком плане. Но это опасно. А желание у нее сильное. Еще в Ялте я пыталась ее уговорить. Попробовала и в Москве. Безрезультатно: она уверена, что полетит. Это в ней крепко засело и рано или поздно она попробует это осуществить… Я не уверена, что она не полетит, если у нее будет то особое состояние, в котором она норовит лететь с 5-го этажа.
Эти слова написаны о восьмилетней Нике, за 14 лет до ее первого полета. Возможно, Андрееву имела в виду Лера Загудаева, рассказавшая следующее: «Ника еще не была школьницей, когда Майя возила ее в Институт мозга, находившийся в каком-то городе на Оке, где одна ученая дама занималась Никой».
Читаем в письме Виктора Бокова к Анатолию Никаноркину от 31 января 1984 года:
Жаль, что Ника больна, надо спасать этого редкого ребенка и оградить от излишнего износа мозга преждевременно. Пусть пишет реже, а не истекает рифмами.
В своем письме от 13.01.1986 г. в Бюро Крымского Союза писателей Анатолий Никаноркин, ссылаясь на невозможность по здоровью присутствовать на отчетно-выборном собрании, пишет:
В этот период (октябрь – ноябрь 80 г.) очень тяжело заболела моя внучка Ника Турбина – жесточайшая астма уложила ее на долгое время в Ливадийскую больницу, дважды она попадала в реанимацию.
Когда слова Константина Постникова о том, что он не знает, кто писал Никины стихи, я передал Алене Галич, она сказала: «Я вам то же самое отвечу. Ника при мне никогда ничего не писала. У нее была такая фраза: “Дает Бог, я просто подчиняюсь”». – «Так, может, она вообще ничего не писала?» – спросил я. «Нет, она писала. Альберт Лиханов мне сказал, что так случается, когда больные дети (а Ника была больным ребенком, потому что у нее плохая наследственность по линии бабушки) бывают вундеркиндами и могут писать стихи, не зная откуда они приходят, и даже не осознают то, что написали». На мой вопрос, считает ли она в таком случае, что Карпова была не вполне нормальная, Алена Александровна ответила: «Нет, в роду у нее были психически ненормальные люди. Лиханов этой проблемой занимался».
Так вот о наследственности.
Людмила Баркина: Насчет душевных болезней мне трудно что-то сказать. Ненормальной вся семья считала Свету. Я думаю, что Майя была особой с явными отклонениями. Людмила была очень здравым, практичным и расчетливым человеком. Вот, может быть, отец Людмилы и Светланы страдал чем-то подобным. Их мать говорила, что Светлана такая же ненормальная, как он. Сама Света как-то неясно говорила на этот счет об отце.
В другой раз Баркина сказала: У Светы было две мечты: одна – торговать на рынке или возле него, потому что там хлебное место и можно что угодно продать, а вторая – жить в Москве, потому что там, по ее словам, сумасшествие отдельного человека не очень видно, и странности людские не так заметны.
Значит, знала о своем нездоровье и думала, как сокрыть его от окружающих. Наконец мнение Елены Авдеевой: «Мне казалось, что Людмила и Майя – обе – были ненормальные». Кстати, по линии дедушки у Ники тоже не все было благополучно. Так, весной 2013 года Карпова рассказала мне, что дядя Никаноркина покончил жизнь самоубийством. Приведу еще ряд мнений.
Светлана Соложенкина: Я знаю о Майе из рассказов Луговской, у которой она жила. Майя девочка была способная, но маленько с сумасшедшинкой. А у Ники психика была неустойчивая, пограничная.
Людмила Лушникова: Когда я Майю узнала (Нике тогда было десять лет), она была явно психически нездорова. Это было видно.
Лера Загудаева: Ника была травмированным ребенком. У них все были весьма истеричны, даже выдержанная Людмила.
Константин Постников: В том, что у Ники психика была нарушена, я не сомневаюсь.
Из письма Майе от 6 июня 1984 года неизвестного Эдика, очевидно, того, который после первой публикации Ники приехал с мамой из Армении (см. гл. 1, ч. I):
Маинька, милая!.. Скажи Нике то, что я тебе скажу сейчас, это очень важно: “ТЫ НЕ БОЛЬНА в том смысле, как это понимают врачи, и твои неприятные состояния возникают не по врачебным причинам. Можешь спросить Его
[316].
Из письма ленинградских писателей Радия Погодина и Вадима Фролова от 5 ноября 1987 года первому секретарю Крымского обкома партии Андрею Гиренко о предоставлении Никаноркину нормальных жилищных условий для творческой работы:
…Нельзя считать комнату размером 7 м2, за окном которой постоянно грохочут грузовики двух магазинов, приемлемым местом для жизни и работы. Свой кабинет в общей квартире А. Никаноркин отдал всемирно известной, но очень больной девочке, поэтессе Нике Турбиной.
