У меня квартира 15 м в кирпичном 12-этажном доме, на 3 этаже, 2 лифта, юго-зап. сторона, тихая, окна в садик, лоджия 6 м, ванна, телефон, паркет, кухня 6 м. Люди на этаже и в доме хорошие. Улица – Новоизмайловский проспект (параллельно Московскому пр.), 2 остановки от метро “Парк Победы”, кругом зелень. Во дворе хороший универсам, рядом 2 столовые, 2 кулинарии, молочный магазин, булочная, 2 почты, телеграф, хоз. магазин, канц. магазин, обувной маг., парикмахерская. Все рядом. Универсам у нас исполкомовский, снабжение хорошее. Это очень удобно для старых: не надо далеко ходить.
Я из-за Вашей Ники поругалась с одной женщиной, у которой дочка – 14 лет, учится в литературной школе и пишет бездарные стихи. Я ей прямо и сказала: “таланта нет, видно, что ее стихами пишет преподаватель, а вот Ника дар Божий, талант”. Теперь эта мать озлилась и не разговаривает со мной. До свидания. Л. С.
Думаю, что такое послание в комментариях не нуждается. Было еще очень теплое письмо от Николая Алипова, совмещавшего основную работу с работой экскурсовода в музее А. П. Чехова:
Здравствуйте, Майя! Сколько-то лет назад Вы принесли мне записку от Вашего отца, разрешившего зайти к Вам в дом на старой ялтинской улице. Встреча с ним в те годы произвела на меня, начавшего заниматься литературой, серьезное впечатление. Иногда ко мне возвращались муки совести, что я не смог достать, работая одно время на рыбзаводе, необходимого Вам оливкового масла. Я знал, что у Вас есть ребенок и что именно ему необходимо это масло.
Как-то зимним сумеречным мартовским вечером шел я по улице Горького в Москве и вдруг наткнулся на газетную страницу с заголовком “Ищу друга”. Прочел и узнал, что не смог достать оливкового масла для такой удивительной дочери, как Ваша.
Летом этого года я увидел на экране Нику. Впечатление от встречи было грустное. Я шел по ялтинской набережной, глубоко убежденный в том, что в этом городе – странно родном и близком для меня – живет удивительное существо, достойное почти невозможного разговора с ним…
Пришла глубокая осень. Посветлели до невероятности дали. Я иду на работу – вожу экскурсии по чеховскому дому и саду, смотрю, как опадают деревья, посаженные Чеховым, и часто вздрагиваю, вспоминая тот голос, что звучал с экрана… Я подумал о том, что, если Вы сочтете возможным прийти в чеховский дом и сад вместе с Никой 9-го ноября, то я буду Вам благодарен. Мы бы прошлись по этой земле, посидели в саду. Для Вас была бы прогулка, а для меня – одна из живых человеческих встреч. Одним словом, возьмите меня на какой-то час, чтобы послушать живую душу Вашей дочери.
Я живу на Садовой, 14, в том самом доме, куда Вы приходили когда-то с запиской от своего отца.
Н. Алипов 3.XI.84.
Письма письмами, но не менее отвлекали семью от нормальной жизни непрошеные гости. Двери ялтинской квартиры не закрывались. Предоставляю читателям возможность проявить свою фантазию по данному поводу, но вместе с тем привожу слова Карповой, которая рассказала мне следующее: «После появления публикации в “Комсомолке” к нам потянулись люди типа юродивых. Вначале из Армении вместе с мамой приехал мужчина лет тридцати, его звали Эдик. Он провел в Ялте две недели и так объяснил цель своего приезда: “Мне сказано Богом, что Никуша моя судьба. Я буду ждать, пока она вырастет”. У него мать армянка, а отец русский. Жил он с матерью у нас – в разгар сезона мы отдали им одну комнату.
Потом появился другой молодой человек и сказал, что будет нам помогать. Он мне не нравился, был религиозным, улыбался, заглядывал в рот. Еще один парень с гитарой рвался к нам в квартиру. Он был из Киева, хотел увидеть Нику и говорить с ней. Каждый день с утра он сидел на лестничной клетке возле нашей квартиры. Приехали также мужчина с женщиной, которые напротив нашего дома разбили палатку и лoмились к нам домой. Майка их один раз впустила. Они тоже хотели видеть Нику и говорили, что она Богом данная. Короче, была масса таких паломничеств, которые мешали нам жить». Не давали Никуше покоя и в школе. По словам Альберта Бурыкина, как-то на перемене к ней подбежал мужчина безумного вида, отрезал ножницами клок волос и скрылся.
Но было и то, что жить помогало. Цитирую Влада Васюхина: «Внимание, обожание, удивление, умиление – все ей (Нике – А.Р.). С избытком, с перебором. На провинциальную девочку обрушивается слава, с которой можно стричь купоны. ”Ее возили по домам отдыха за 150 рублей”, – вздыхает Андрей Вознесенский».
Юлиан Семенов и позже не забывал о Нике. Так, спустя два с половиной года после первой ее публикации, он в той же «Комсомольской правде» 2 сентября 1984 года пишет еще одну «врезку» к статье «Не забывайте добрые слова…». Привожу ее полностью:
Два года прошло с тех пор, как я впервые прочитал стихи шестилетнего человека из Ялты, Ники Турбиной. “Комсомолка” не сразу поверила (как, впрочем, и я сам) в то, что ребенок обладает таким поразительным даром слова. А поверив, дала Нике Турбиной, первоклашке, путевку в жизнь. Про Нику снят интересный фильм – это не реклама, нет, это собеседование, некое “введение в турнир поэтов”. Издательство “Молодая гвардия” готовит к печати сборник ее первых стихов. Нике Турбиной пошел девятый год.
Под «врезкой» – стихотворение Евгения Евтушенко «Восьмилетний поэт» и пять стихотворений Ники, которая с нежностью относилась к Семенову и посвятила ему стихотворение «Дом под каштаном». На мой вопрос, идет ли в нем речь о даче Семенова в Оливе, Карпова сказала: «Ника там не была. А стихотворение было написано раньше. И когда она узнала, что у него дача, написала посвящение. Ты об этом не пиши». Как я мог не писать, если в начале книги поклялся себе говорить только правду?! К тому же ничего предосудительного в этом нет: нередко автор ставит посвящение, когда стихотворение написано, порою даже давно.
О том, что Ника сохранила на всю жизнь добрую память о Семенове, свидетельствует ее дневниковая записка, датированная 2000 годом:
Я в Ялте. Бабушка просит меня написать воспоминания о Юлиане Семенове. Думая о Юлиане Семенове, я представляю себе ситуацию моего творческого начала и вдруг без него… Меня бы тогда не было как поэта.
Это он первый обратил внимание на мои стихи, не усомнился в том, что автор – я, несмотря на непривычный для людского сознания мой возраст. Это он бескорыстно, щедро, благородно, весело, сопереживая о моей судьбе, помогал мне утвердиться первое время (пока был жив) на тропинке поэтического начала. Потом – уже не было.
Последнее мое выступление перед аудиторией было в Ялте, в театре им. Чехова. Я только что прилетела из Америки. Юлиан представлял меня зрителю. Он был тогда печальный, и мне страшно было смотреть в его глаза. Я чувствовала, что у него что-то неладное в душе. Тогда он был особенно нежен, по-отечески гладил меня по голове, а я вдруг задала ему вопрос, в чем же смысл жизни. Он не сразу ответил. Возможно, на людях он не решался сказать то, что знал всегда. Стал говорить что-то умное, философское, я почти не слышала. Я знала, что смысл жизни только в доброте к людям, и это я читала в его глазах.
