Это была наша последняя встреча. Впоследствии я поняла, что как поэт никому не нужна. В результате стала стесняться своих стихов и пыталась мучительно и трагично найти себя. Уверена, если бы он был жив, моя судьба как поэта сложилась бы иначе. Я несу в себе память о Юлиане Семенове как о человеке совершенно неординарном для нашего сурового времени, когда личность не является жизненно необходимой для общества.
«Потом, – рассказала Карпова, – я встречалась с Семеновым пару раз мельком. Ника к нему нежно относилась. Любить она могла только маму, бабушку и мужчину, делившего с ней постель. И, конечно, свой дом. Даже если б это был не дом, а сарай, она б любила его не меньше».
К сожалению, в самые трудные для Ники годы – с 1987 по 1990 – Семенов много колесил по миру, писал, открыл новые газету и журнал, а потом слег с инсультом и ушел, не дожив до 62 лет. Советую всем прочитать книгу его дочери Ольги, вышедшую несколькими изданиями в серии «ЖЗЛ»
[78].
В 1987 году по инициативе Юлиана Семенова проходила сессия исполкома Международной Ассоциации детективного и политического романа, в которой принимали участие писатели многих стран мира. По заданию газеты «Советский Крым» известный фотохудожник Николай Орлов и не менее известная журналистка Татьяна Барская были командированы на этот фестиваль. Там Татьяна Николаевна познакомила Николая Дмитриевича с Юлианом Семеновым. Вот что вспоминает о нем Орлов: «Это был простой в обращении, во всяком случае со мной, располагающий к себе человек. Я фотографировал и его одного, и с дочкой Олей. Бывал я у него и на даче в Мухалатке, фотографировал его друзей и гостей, как правило, выдающихся людей. С Юлианом Семеновым мы продолжали встречаться и после фестиваля. Как-то я ему пожаловался на свою “болячку”. Он печально улыбнулся и сказал, что это не так страшно, а вот у него кое-что посерьезнее… Прощаясь со мной, дал мне свой московский телефон, как говорят, на всякий случай. Но воспользоваться им не пришлось. Вскоре он перенес два инсульта. И как написал один мой знакомый поэт: “Уходят люди, чтобы не вернуться, / Горят закаты – вечные огни, / Но лучшие с живыми остаются, / И потому бессмертные они”. Как память о нем у меня, кроме фотографий, осталась его дарственная надпись: “Николаю Орлову – прекрасному мастеру, моему старому сотоварищу по журналистике – твой Юлиан Семенов. 28.08.89».
А мне в память врезались слова Светланы Барской: «Мне все время казалось, что Нике не хватает любви. Во всех отношениях – не хватало маминой любви, не хватало бабушкиной любви. На ее плечики легло очень большое испытание, которое не выдержит даже взрослый сильный человек. Это испытание называется “Слава”. Она потом узнала о возможности быть известной, выступая и давая интервью. Мне кажется, что к ней очень правильно относился Юлиан Семенов, потому что он не только оказывал ей материальную помощь – он ее любил, и она его любила».
«Вы выходили на людей, которые знали, чтó сделал для Ники Юлиан Семенов? – спросил меня при встрече близкий друг Ники Сергей Миров. – В свое время о Семенове сняли фильм. Я разговаривал со всеми его участниками, но ни одна живая душа не сказала о Нике». Вначале я удивился, а потом вспомнил, как искал в книге Ольги Семеновой место, посвященное Нике, а нашел всего две строки, в которых вскользь упоминалось, что ее отец дал дорогу в поэзию Нике Турбиной. Правда, в книге была еще фотография Никуши с Юлианом Семеновым, но это не спасало положения.
Мне остается процитировать Валентину Николаеву: «…Вскоре после публикации мне в Ставрополь домой вдруг позвонил вечером Юлиан Семенов. Он отдыхал в районе Домбая – Теберды на писательской даче. Разговор был веселый, он спрашивал, не зря ли отправил меня к девчушке, про Нику почти ничего не спрашивал, публикацию не оценивал, а про мою жизнь собкором интересовался живо. Спросил даже, замужем ли я, и сказал, что у меня очень волнующий голос (сами знаете, забыть можно что угодно со временем, а такие вещи женщина не забудет!)».
Кстати, не помню, чтобы родные Ники, по крайней мере при мне, говорили о Семенове. Майя – точно никогда, а Карпова упоминала его лишь в рассказе о первой встрече, когда она передала ему стихи Ники, и о вечере в театре Чехова. Подтверждает сказанное Алена Галич: «Людмила никогда не вспоминала Семенова. Не знаю, почему он был не в почете». А я знаю: материальная помощь, которую он оказывал семье Ники, отличалась, как всегда, от желаемой. Хотя с подачи того же Семенова Ника с восьми лет (!) начала зарабатывать публикациями и книгами стихов, за каждую строчку которых ей платили по максимальной ставке, как взрослому автору.
Дорогие читатели, если будете в Крыму, то на пути из Севастополя в Ялту сверните, пожалуйста, влево по указателю «Дом-музей Ю. Семенова», поднимитесь по гористой дороге и загляните в Верхнюю Мухалатку на уютную дачу писателя. Он очень любил Крым, часто бывал здесь. А после завершения строительства дачи в 1984 году оседал на Южном берегу на шесть-семь месяцев в году и работал над своими произведениями по 14−16 часов в сутки. Перерыв делал лишь для небольшой прогулки с овчаркой по кличке Рыжий. На полуострове он написал не менее половины своих произведений, в том числе знаменитый роман о разведчике Исаеве – «Семнадцать мгновений весны». А еще он открыл миру Нику Турбину, с которой дружил до самой смерти в 1993 году. Если б он так рано, в 62 года, не ушел, возможно, судьба Ники сложилась бы иначе. Вот одно из последних стихотворений Юлиана Семенова:
Не говори: «Последний раз
Я прокачусь сейчас по склону».
Не утверждай: «В рассветный час
Звезда бесстыдна в небосклоне».
Не повторяй ничьих причуд,
Чужих словес и предреканий,
Весна – пора лесных запруд
И обреченных расставаний.
Не плотью измеряют радость,
Не жизнью отмечают смерть.
Ты вправе жить. Не вправе падать.
В неискренности круговерть.
Упав – восстань! Опрись о лыжу,
Взгляни на склона крутизну.
Я весел. Вовсе не обижен
И в черном вижу белизну.
Бывают ведь в жизни счастливые совпадения! В том же доме, на Садовой, 28, в котором жила семья Ники Турбиной, через подъезд от нее (у него была квартира 17, а у них – 12) жил замечательный фотохудожник Николай Орлов. Он начал фотографировать Нику, когда ей исполнился год, и потом каждый год до 22 лет. Видимо, Орлов интуитивно почувствовал, что этого ребенка ждет необычная судьба. Практически все известные фотографии Ники принадлежат, если можно так выразиться, объективу Орлова. Они публиковались в крымской и в центральной прессе, без них не вышла ни одна статья о Нике, ни одно ее интервью. Его фотоработы использованы в двух поэтических сборниках, вышедших при жизни Ники, а также при составлении мною первого посмертного издания ее стихов и записок «Чтобы не забыть».
