Уверен, что Торбин слышал об успехах Ники, читал ее стихи, быть может, гордился дочерью и сожалел, что расстался с ней. Как бы то ни было, ему, как и Майе, мы будем всегда благодарны за то, что он подарил миру Нику Турбину.
Глава была написана, не вызывало сомнений, что Торбин – отец Ники. Не хватало только его фотографии, без которой мой рассказ не был бы до конца убедительным. К счастью, удалось ее отыскать. Взгляните, пожалуйста, на нее, а также на расположенный рядом снимок Ники. Вопросы будут?
В заключение хочу вернуть читателей к Нике-ребенку. Ей девять лет. Два года назад она написала стихотворение «Отцу», поразившее композитора Петра Старчика, который приехал в Ялту и познакомился с Никушей. «Она не играла во взрослость, – вспоминает Петр Петрович, – это развороченная душа. Там сложности появились сразу в детстве. Безотцовщина – это травма, особенно для девочки, травма, нанесенная ребенку жизнью взрослых. Стихов написанных об этом так, как сумела Ника, ни одних по силе не могу поставить рядом».
Родные отпускали Нику со Старчиком, они целыми днями бродили по Ялте, посещали аттракционы. Старчику казалось, что он играл роль отца, которого Никуша искала. Он чувствовал, что ей хотелось идти за руку с мужчиной. В связи с этим он рассказал трогательную до слез историю о спектакле по написанным им песням на слова Ники: «Его разыграли дети. Их никто не обучал актерской игре. Какие они есть, такие и были. У Ники есть стихотворение “Я как сломанная кукла…”. Замечательный образ разрушенности детской. И все они были такими куклами. Стихотворение “Отцу” разыгрывалось так: дети повторяли то, о чем написала Ника, а я, сидя за роялем в углу сцены, пел песню на эти слова. На сцене рождался портрет отца, его собирали так, как Ника бы собирала. В центре сцены стояла вертикальная вешалка, на которую дети надевали брюки, пиджак. Потом появилась нарисованная голова дурашливого папочки, удивительно похожего на меня. Дети взяли мой шарф, обмотали им голову и гладили бумажную папье-машовую руку – это были жесты совершенно полной безотцовщины. Потом я узнал, что многие из этих детей брошенные. Жаль, Ника тот спектакль не видела».
Глава 9
«Вы – поводырь, а я – слепой старик»
В один из приездов в Москву Майя с Никой жила у Луговской, которая, в силу ряда причин, о которых упоминалось ранее, изменила свое отношение к ней. Зная об этом, Наталья Пастернак, невестка Бориса Леонидовича Пастернака, сказала Луговской: «Если вы мучаетесь, я заберу их на пару дней в Переделкино». Потом она позвонила Лере Загудаевой, с которой была знакома через Луговскую, и пожаловалась ей: «На мою голову мне не хватает еще Майки с Никой» – и пригласила за компанию с ними Леру. В конечном счете они вчетвером – Наталья, Майя, Ника и Лера – поехали на дачу Пастернака в Переделкино. Лера пробыла там двое суток, а когда уехала, появился Евгений Евтушенко с какой-то иностранкой и по случаю познакомился с Никой, для которой эта встреча стала, как сейчас говорят, судьбоносной. Из Переделкина Майя и Ника переехали к Лере, так как Луговская их обратно не приняла и обижалась на Леру за то, что она их приютила. Луговская уже не могла их выдерживать и не верила, что Ника пишет стихи.
Выше изложена история знакомства Евтушенко и Турбиной по словам Загудаевой. А вот что по этому поводу рассказала Карпова: «В то время Ника с Майей жила в Москве у Леры и в какой-то студии записывала свои стихи. У Луговской они познакомились с Натальей Пастернак, которая жила в Лаврушинском переулке в одном доме с Луговской». Я заметил, что мне этот дом хорошо знаком, так как в нем я бывал и бываю в квартире Ильи Сельвинского
[88], с семьей которого дружу по сей день. «Наташа увезла Майку с Никой на дачу Пастернака в Переделкино, – продолжала Карпова, – где они жили два дня. Ника написала там стихотворение “Дом Пастернака”. И вдруг появляется Евтушенко с издательницей из Лондона Мерион Бойерс. Он привел ее, чтобы показать дом Пастернака, и увидел Майю, с которой был знаком, так как часто бывал у Луговской. Заметив Нику, Женя спросил: “А что это за девочка?” Майя ответила: “Ника Турбина”. – “Это та гениальная девочка, чьи стихи я читал в газете?” – удивился Евтушенко и познакомил Нику с Мерион Бойерс, которая впоследствии издала ее книгу “Черновик” в Англии. После этого Евтушенко с Никой начали встречаться и звонить друг другу». Но вернемся на десятилетие назад.
Из интервью 2003 года.
Карпова: Майечка может рассказать, как Ника познакомилась с Евгением Александровичем на даче Пастернака.
Автор: Ну, это же было не случайное знакомство?
Карпова: Совершенно случайное, хотя Майечка была знакома с Евгением Александровичем еще раньше.
Майя: Мы жили на даче у Натальи Пастернак, и туда пришел Евтушенко с американцами. Наталья дала ему рукопись Ники, он посмотрел. Но я давно его уже знала, сто лет в обед. Он говорит: «Наверное, это ты пишешь?» Ну, я ему сказала все, что хотела. Женя взял рукопись, на следующий день пришел, и завертелось. Он стал заниматься только рукописью. Точнее они оба стали ею заниматься. А как Ника боролась за каждую строчку! Сидит, волосы крутит, вся перемазана пастой от ручки и возражает Евтушенко: «Нет, я так не думаю, нет, я так не хочу».
Карпова: У них относительно слова «крапива» был спор (Речь идет о стихотворении «Тяжелы мои стихи…», 1981. – А.Р.).
Автор: Да-да, потому что «крапи2ва» и «словá» не рифмуются.
Карпова: Она отстаивала не только это слово.
Майя: Тогда Женя пошутил, что у Никуши была няня неграмотная…
Автор: Арина Родионовна, которая за нее писала.
Майя: Да… Он с любовью, с таким трепетом занимался этой книгой, я ничего не могу о нем сказать, ни одного плохого слова, потому что мы все состоим из такого дерьма и не имеем права никого осуждать.
Познакомившись с Никой, Евтушенко проявил большой интерес к ее стихам, которые услышал из уст автора. Сам великолепный чтец, он по достоинству оценил манеру чтения девочки и понял, кто перед ним. После этого начались его встречи с Никой, которая с Майей приезжала к нему на дачу в Переделкино, где они вместе редактировали ее будущую первую книгу стихов.
«Началась работа. Звучит вполне безумно: девятилетняя девочка, только-только научившаяся писать, села работать над редактурой книги своих стихов. “Работать” – это она сама так называла. Такое взрослое слово. Править слог. Выверять нюансы ритма. Прислушиваться к себе в поисках нового звука, образ кончиками пальцев нащупывать. Евтушенко помогал, советовал. Уже тогда это было непросто: Ника отчаянно боролась за свои авторские права и не очень-то разрешала дружеской, но все же чужой руке касаться ее стихов. Максимум – знаки препинания расставить».
Хочу внести ясность в приведенные выше слова Алексея Косульникова. «Работать» – действительно взрослое слово, но если Ника писала взрослые стихи, это вовсе не означает, что она всегда изъяснялась взрослыми словами. Часто на задаваемые ей вопросы отвечала Майя, которая всюду сопровождала Нику. В фильме «Три полета Ники Турбиной» ее друг детства Борис говорит: «Вы знаете, она больше времени проводила дома, и я ни разу почти не видел, чтобы она сидела, стихи писала. Если я заходил, она прятала какие-то бумаги, но чтобы при мне показать, что она такая богемия там, творческая личность, она этого не пыталась показать» (Приведено дословно.)
