Свидетельствует Татьяна Барская: «Майя и Карпова скандалили с Никаноркиным, постоянно упрекали его». А Лера Загудаева рассказала, как Никаноркин, сам человек возбудимый и нервный, умолял ее уговорить Майю и Карпову, чтобы они не кричали на Нику. Он этого не выносил, особенно конфликтовал с дочерью. А потом сбежал в Дом творчества. Но и живя там, по словам Леры Борисовны, помогал семье деньгами, платил за квартиру покупал вещи Нике. «Однажды, – вспоминает Загудаева, – Майя пришла к нему в Дом творчества и, не застав отца, открыла ящик его стола, увидела сверху деньги, взяла их и сказала: “Он поймет”». В этом была вся Майя. Справедливости ради отмечу, что та же Загудаева, когда вместе с Луговской отдыхала в Доме творчества, видела, как Карпова принесла Никаноркину чистое белье и забрала грязное. Вряд ли это был эпизод, и Загудаева заметила: «Чужие отношения – потемки». Она говорила мне: «Они жили сложно, бедно, но, с другой стороны, Никаноркин тоже был жертвой».
По словам кинорежиссера Ольги Самолевской, она ездила в Симферополь в больницу навестить Никаноркина, привезла ему фрукты. Это было воскресенье, но его никто из близких не навестил, семья была равнодушна к нему. Никаноркин был одинокий среди этих, по ее выражению, «волков», и кротко умирал. Самолевской было очень жаль его, она поняла, какой он прекрасный человек.
«Живя в Доме творчества, – вспоминала Карпова, – Никаноркин мне не изменял. Я похоронила его при жизни, человека, которого безумно любила. Впечатление, будто вдруг на гильотине мне отрезали голову. Когда он умер, я уже не рыдала».
Уверен, что негативное отношение жены и дочери к Никаноркину передалось и Нике, которая адресовала дедушке такие строки:
Мы говорим с тобой
На разных языках.
Все буквы те же,
А слова чужие.
Живем с тобой
На разных островах,
Хотя в одной квартире.
Это стихотворение было написано в 1983 году, а за два года до этого, когда, очевидно, ситуация в доме была более благоприятная, Ника посвятила ему стихотворение «Погибшим в 1943 году в Эльтигене», зная, что он был участником керченского десанта. В те годы Анатолий Игнатьевич был единственным хирургом в Эльтигене, который в медсанчасти, расположенной в землянке, сделал массу сложных операций, в том числе по ампутации ног и рук. В чем в чем, а в мужестве ему не откажешь.
«Нике было жалко дедушку, – рассказывала Карпова, – она к нему хорошо относилась, говорила, что ему надо все прощать, потому что он был на фронте и воевал. А он ей не мог помочь, так как думал только о себе и о своем здоровье». По словам Барской, Никуша общалась с дедушкой и тогда, когда стала известной (ей было 10 лет), и в 17–18 лет навещала его в Доме творчества, куда обычно приходила вместе с Константином Постниковым.
При встрече с Барской в конце 2013 года я поинтересовался: «Как познакомились Карпова и Никаноркин?» – «Он лечился в институте Сеченова, а она работала там в библиотеке». – «Я знаю, что Анатолий Игнатьевич остаток лет провел в Доме творчества писателей». – «И умирал там в одиночестве. Карпова и Майя плохо относились к нему и его маме, не признавали ее». – «А ведь он мать очень любил, и в его книге “Еще одно цветенье”
[115] я нашел посвященное ей небольшое и трогательное стихотворение:
Отцвету…
И в пространство уйду.
Не отыщешь мою звезду:
В сонме звезд —
только искра маленькая…
Там и встретимся,
Мама-мамонька.
«Я ему верила, – сказала Барская. – Он болел туберкулезом. Оригинальный человек. Как писатель, я б не сказала, что он какой-то особенный, – на уровне литераторов того времени (60-х годов)». Почти согласен с мнением Татьяны Николаевны, но у Никаноркина есть немало хороших строк. Например, в конце стихотворения «В гостях у винодела» он пишет: «Светло-розов, темно-вишнев, / Спит в бутылках хмельной мускат. / Сколько свадеб, / Сколько пиров / С этих полок на нас глядят!»
Как участник Великой Отечественной войны, Никаноркин писал о ней не только в стихах, но и в прозе. Известны его повести «Чайки над Эльтигеном» и особенно «Сорок дней, сорок ночей», которая была включена в золотую библиотеку книг о Великой Отечественной войне. А вот первые строки из письма Никаноркину одного из писателей (подпись неразборчива):
Дорогой Анатолий Игнатьевич, примите, самый везучий и храбрый солдат из моих знакомых, поздравления с праздником Победы.
Писательские интересы Никаноркина были разнообразны. Профессия врача подсказала ему темы прозаических произведений. Он поведал читателям о жизни замечательных медиков, работавших в Крыму: Н.И. Пирогова
[116], В.Н. Дмитриева
[117], А.А. Боброва
[118], П.В. Изергина
[119]. В частности, в книге «Жить, не старея», вышедшей в 1959 году, Анатолий Игнатьевич рассказал о Владимире Николаевиче Дмитриеве, который в 1860 году основал Ялту как курорт. А в 1984 году Никаноркин выпустил книгу «Солнечные города» об известной на весь мир Бобровке – детском костно-туберкулезном санатории в Алупке и работавших в нем докторах Боброве и Изергине.
Никаноркин никогда не порывал с родным краем и даже в мирное время чувствовал себя солдатом. Передо мной газета «Енакиевский рабочий» от 7 октября 1987 года, № 121 (10307). В ней на четвертой странице в поэтической рубрике «Родник» опубликовано его стихотворение «В ответе…».
Оторванный от семьи, Анатолий Игнатьевич тосковал только по внучке. Приведу посвященное ей его стихотворение «Последняя любовь»:
Моя последняя любовь —
Ей не сидится дома.
О, эта мука, эта боль
Ей не знакома.
Завьется молодость в пути.
А мне дано в старенье
Еще одно перенести
Кораблекрушенье?!
О, эта мука, эта боль,
Душа кричала:
– Моя последняя любовь,
Ты без причала.
В самом деле причалить к кому-нибудь, опереться на кого-то Ника не могла.
Интересно воспоминание Альберта Бурыкина: «Я только раз контактировал с Никаноркиным. Был 1988 год, в котором родилась Маша, я сижу с ней дома в Москве. Вдруг звонок из Ялты: “Здравствуйте, можно Майю?” – “Я сейчас один, Майи нет. А кто вы?” – “Я дедушка. Скажите, как вы преодолели этот щит, эту стену – Майю?” – “Я долго шел, бился лбом, но самое главное – это любовь”. И мы с ним говорили, помню ощущение духа, твердости, мужской руки, чего не хватало там, в семье, его сокрушение, прекрасное понимание ситуации изнутри и того, что переживаю я, где нахожусь и что будет. Этот контакт был при его жизни и, слава Богу, что был».
