Единственным человеком, который тогда пытался повернуть Нику лицом к творчеству, был Бурыкин, хотя ему из-за образа жизни, который она вела, трудно было находиться рядом. Он не только писал стихи ей, но и, по его словам, «пытался ее голосом писать за нее стихи для нее». Сейчас поясню. «Помню, был момент, – рассказывает он, – когда Ника обратилась с просьбой: “Алик, мне нужно написать небольшое сочинение о Пушкине. Я ничего не могу написать”. – “Хорошо, вечером будет тебе сочинение”. А сам думаю: если писать о Пушкине, то надо в стихах, а если в стихах, то так, как Ника пишет. Предварительно написал три четверти того, что хотел. Пришел к Нике, открыл книгу, мы сели, чтобы работать, и во время работы я ощутил, что воздух начинает вибрировать, все меняется. Мы с ней впервые общались на энергетическом уровне, а где энергия – там ритм. Ника сидит, глаза раскрытые, качается и говорит: “Алик, пиши, пиши!” И вдруг она сама стала писать! Это было прекрасно: на волне моей работы со стихами она обратилась к ним и написала три стихотворения, одно из них – “Устали холодные ветры / Распяли Христа во дворе”. Потом слышу: “Алик, я так тебе благодарна!” – и слезы. Она была счастлива».
Спустя пару лет, весной 1991 года, Бурыкин посвятит Нике стихотворение «Прощание»
[150].
Ну и пусть будет ревность,
Я ее не боюсь.
Всё уже оттерпелось,
Отлилось в эту грусть.
Золотится мой слиток
Из застывших надежд,
Из янтарно укрытых
От тлетворности лет.
Менуэтом прощальным
Луч янтарный сверкнет,
И кольцом обручальным
Жизнь моя закуёт.
Я останусь с тобою,
Хоть трава не расти,
Над доской гробовою
Золотистым «прости».
«Ника читала его и плакала, – вспоминает Бурыкин, – хотя о “доске гробовой” я говорил в отношении себя, а обернулось наоборот».
До стихов ли было Нике в московской круговерти?! Столько всего, и сразу, навалилось на маленькую женщину Нику Турбину, что выдержать такой груз было не легче, чем ранее надломившую ее славу. Но главное было не в Нике, а в окружавших ее взрослых. О Майе, как о примере для подражания, я не говорю. Но почему отчим, единственный мужчина в этой семье, не остановил Нику и пил вместе с ней?!
Не буду задавать риторических вопросов. Лучше прислушаемся к мнению Альберта Лиханова: «Понятно, что человек в 13 лет не думает, что будет и к чему он идет. Так получилось, что Нику заметили. Но когда детство начинается с большой высоты, всегда тяжело. Снизу, с нуля идти вверх – это естественно. А сверху вверх – очень трудно. Сверху, скорее всего, будет путь вниз. В этом драматизм раннего расцвета. Конечно, люди, которые рядом, должны быть особенными людьми. Может быть, только очень горькое сожаление, что Ника сорвалась. Но, с другой стороны, давайте подумаем, а если у нее не шли стихи? Ведь это могло не получаться. И это она чувствовала».
Как поэт Ника по-прежнему никого не интересовала; пресса, радио и телевидение хранили молчание, никто не звонил и ни о чем не просил. Слава ее ушла, как вода в песок. «Ника начала сильно красить глаза и губы, – вспоминала Карпова, – у нее лицо было похоже на маску. Это она позаимствовала у американских детей. Я к этому относилась спокойно, думала, что Олег ее вразумит, но он не реагировал, ибо сам был молод. А ялтинцы говорили, что он Нику трахает, когда Майя с Машенькой периодически уезжали в Ялту: Майе не хотелось, чтобы муж видел ее больной, она хотела быть хозяйкой».
Понимала ли Майя, чтó делает, выходя повторно замуж и взваливая на себя тяготы семейной жизни, да еще в другом городе, где не было под боком мамы? С рождением второй дочери эти тяготы возросли вдвое. Неужто это все делалось ради будущего Ники? «Однажды Олег приехал к нам, – продолжала Карпова, – а Ника осталась одна. Мы спросили: “Как там Ника?” Олег сказал что-то невнятное, равнодушное, и мы сразу поехали в Москву. Ника была странная, убитая горем, лежала зеленая. Мы рассердились на Олега и подумали, что, может, он надругался над ней. Она же ребенок, ей 14 лет, ничего не соображает».
Из интервью 2003 года.
Карпова: Майка не подходила Олегу, ему нужна была Никуша, юная, красивая, талантливая, необыкновенно добрая, хотя такая же беспомощная, как Майка и Никаноркин.
Автор: В конце 2003 года при встрече у вас дома, на Садовой, Майя сказала мне дословно: “Олег Егоров, мой второй муж, изнасиловал Нику. Поэтому я от него ушла”. Затем те же слова она сказала Марине, отведя ее в другую комнату.
Карпова: Я в это не верю. Нику не надо было насиловать – она сама раздвинула бы ноги. Людмила Васильевна, учительница Ники, видя, как она общается с Егоровым, была убеждена в их близости.
Лушникова по этому поводу сказала: «Майя приехала сюда с Машкой, когда той было месяцев семь, и оставила Нику в Москве одну. Вот там и произошло это у нее с Олегом». Бурыкин, знавший их всех, сказал следующее: «Ника обладала колоссальной категоричностью и такой гигантской силой, что народ перед ней просто падал – такая черная дыра. В связи с этим она, безусловно, соблазняла Олега. Но он, как человек чести, вел себя очень корректно и, если мог что-то сделать с Никой, то только в подпитии. Вероятность такая была, но говорить об этом определенно нельзя».
Весьма важно мнение по этому вопросу Филатовой, жившей в то время в Никиной семье. «Зная Олега, – говорит Евгения, – думаю, что это не могло быть, разве что в пьяном угаре, хотя в таком состоянии он обычно читал стихи. Кстати, это могло случиться при выходе его из запоя. Такое бывает, когда дочь хочет развести мать с отчимом и вступает с ним в связь. Это, как говорится, классика. Но я в эту историю не верю категорически. При мне Олег действительно относился к Нике, как к дочке. А то, что он сильно пил, отрицать не буду – я сама делала ему уколы, чтобы вывести из запоя».
Точки над “і” поставила Анна Годик. «Оказалось, что, когда я начала приезжать в Ялту с Егоровым, – рассказывает Анна Евгеньевна, – у него, параллельно со мной, возник роман с Никой. Ей на тот момент было лет 14–15. Олег вокруг себя хотел иметь людей известных, добивался славы, ему было важно, чтобы о нем говорили, даже, может быть, в связи с Никой. Она его интересовала, потому что он писал стихи, пытался их издать, но у него не получалось. А история с Майей появилась уже потом». С этим абсолютно не согласна Филатова. «Егорову не нужно было примазываться к чужой славе и “входить” в Никину орбиту, – утверждает она. – Он был человек самодостаточный, уважаемый, имел влиятельных друзей. Я думаю, что Олег на самом деле влюбился в Майю».
«Стихи у Егорова, – продолжает Анна Евгеньевна, – действительно серьезные и замечательные. Он хорошо образованный человек, писал киносценарии, зарабатывал на телевидении. У него есть сын, очень интересный мальчик, то есть у Машки есть брат. Я тогда жила в обычной девятиэтажке, рядом с которой была небольшая хлебопекарня. И вот он пришел однажды ко мне после какого-то бурного расставания из-за не сложившихся с кем-то отношений и написал такое посвященное мне стихотворение:
