Я вынужден сделать отступление и рассказать читателям, кто же «те две паршивые дамы». Одна из них – народная артистка СССР, театральный режиссер, художественный руководитель московского театра «Современник» Галина Волчек, другая – искусствовед Наталья Перельман, дочь Якова Исидоровича Перельмана
[154] и последняя муза Венедикта Ерофеева
[155]. Лера Загудаева, которая с ней дружила, рассказала мне, что Перельман мило относилась к Карповой и была подругой Гали Евтушенко. Однажды Наталья обиделась на Карпову, когда та на вечере памяти Ники фамильярно к ней обратилась, и Перельман приняла это в штыки. Сказанное к Евтушенко никакого отношения не имело.
8 января 2014 года. Говорю Карповой: «Лера Загудаева мне сказала, что вы как-то нехорошо обратились к Наталье Перельман». – «Я ей и Лере сказала в своей манере: “Ну что, поб…ушки
[156], здравствуйте!” Я всегда так говорила. А Наташа и была ею, не в смысле проституткой, а переспала со многими художниками, которые дарили ей картины. Она была не замужем. Подумаешь, я тоже была такой…” – “Только я что-то не видел у Вас хороших картин”».
17 января 2014 года. Карпова вспоминала поездку в Америку: «Если б Женя был с нами, все было бы чудесно. Он мог бы своей энергией и известностью поддержать Нику и всю атмосферу вокруг нее. А он спрятался от Америки, чтобы посмотреть со стороны, останемся мы с Никой там или нет. Если останемся, то вроде он это сделал, хотя его там не было и он ни к чему не причастен».
И снова обратимся к сценарию фильма Натальи Кадыровой «Три полета Ники Турбиной». Приведу еще один отрывок из него.
Ж. Мельникова: Евгений Александрович был вообще Никой увлечен. Ему очень нравилась вся эта ситуация, что он выводит в жизнь нового поэта.
Международный фестиваль поэзии. Сцена, на которой много поэтов. У микрофона Е. Евтушенко.
Е. Евтушенко: Сегодня у нас особый гость: она получила интернациональную премию «Золотой лев Венеции». Я представляю вам Нику Турбину!
Ж. Мельникова: Когда Окуджава
[157] увидел около ЦДЛ Евгения Александровича с Никой, он чуть ли не готов был вообще уехать и отказаться от участия в фестивале, поскольку, как он выразился, «не желает участвовать в убийстве ребенка».
Ж. Мельникова: Когда потом уже я узнала, что произошло с Никой, я подумала о том, что, в конце концов, дала эта ее встреча с Евгением Александровичем Евтушенко, чего здесь было больше – хорошего или трагического? Вот я так до сих пор и не знаю.
“А как вы думаете, что Евгений Александрович от нее хотел?”.
Л. Карпова: Я думаю, ничего не хотел. Ну, как ничего? Я думаю, что он гордился ею. Вот такое у меня осталось ощущение. Ну, потом у нас осталась обида какая-то за Никушу. Она очень ждала его. Она ждала его 10 лет.
М. Никаноркина: Мамуль, Евгения Александровича давайте оставим в покое. Евгений Александрович что мог, то сделал.
Из ее жизни он исчез неожиданно. Почему, Ника так и не знала. Сегодня поэт Евтушенко живет в США. Но каждое лето приезжает в Россию. О Нике он отказывается говорить. Объясняет так: «Я сделал все, что мог. Я дал ей шанс».
З. Новлянская: Она этого шанса не просила. Она себя на это место юного дарования, вундеркинда не назначала. Не может ребенок сам этого сделать. Это делают взрослые. Ну, и как можно воспользоваться своей славой в восемь там, в девять, в десять лет? Во благо себе, а не в ущерб. Да никак.
Вундеркинд – это ребенок, который намного опережает сверстников в своем умственном развитии, интеллектуальный акселерат. Наука до сих пор не знает, почему это происходит.
З. Новлянская: Как будто его высшее я вмешивается, и он создает произведение, на которое возрастной метки нельзя поставить. На такого ребенка сразу приклеивают ярлык – «маленький взрослый» и начинают требовать от него взрослых поступков, мыслей, картин, стихов. Самыми незащищенными оказываются юные поэты. Художник или музыкант овладевает ремеслом, техникой, приучается работать. У поэта, если ушло вдохновение, не остается ничего.
Конечно, можно предположить и другие причины, приведшие к разрыву отношений между двумя поэтами. Возможно, что у Евтушенко в связи с женитьбой на Марине Новиковой
[158] и созданием новой семьи попросту не оставалось времени на Нику, и потому вовсе не случайно он пригласил на свадьбу ее с Майей, чтобы показать им обеим: вот, смотрите, я женюсь, должен уделять внимание жене, у нас будут дети, появятся новые заботы, к тому же у меня масса поездок и творческих планов, которые я не успеваю реализовать, поэтому дальше Нику при всем желании опекать не смогу. Такой шаг мог быть сделан сознательно, чтобы упредить и смягчить последующий резкий разрыв. Евтушенко, возможно, исходил из принципа: чем раньше отрежешь, тем скорей заживет.
И еще один немаловажный момент. Раньше Ника жила далеко от Евтушенко, в Ялте, куда он, заметьте, вообще не приезжал. Теперь же, когда Ника переехала в Москву, вполне реально было ожидать, что она часто будет беспокоить его – приезжать, звонить, советоваться, о чем-то просить и т. д., то есть отвлекать от работы и московской жизни. Такая перспектива вряд ли устраивала известного поэта, предвидевшего все последствия дальнейшего общения с Никой.
А теперь о главном. Приведу три разговора с Евтушенко в порядке, обратном хронологическому.
2002 год. Когда Ника погибла, Майя попросила Загудаеву позвонить Евтушенко. К телефону подошла его распорядительница и, узнав по какому вопросу звонят, пригласила Евгения Александровича. «Ника погибла», – сообщила ему Лера Борисовна. Евтушенко сразу спросил: «Что Майя от меня хочет?» – «Может быть, помочь материально, они не могут выехать в Москву – нет средств на билеты». – «Мне это больно слушать, – произнес Евтушенко, – но у нас в отношении денег был разговор, что я ей не помощник. Все, что от меня зависело, я сделал». И даже не спросил, когда похороны. Загудаева пояснила мне это так: «Он уже нахлебался».
