На этом я прерву свои комментарии, которые лишний раз подтверждают склонность Карповой к измышлениям, проявившуюся особенно после ухода Майи. И не важно, где она говорила правду – в письме Берту Тодду или в разговорах со мной, – важно, что в одном из двух случаев была неправда. Что касается якобы утерянной записной книжки, то впервые слышу об этом. Более того, когда последний раз я был у Карповой за три недели до ее смерти, возле тахты в ящике стояли все ее записные книжки.
Ну, да Бог с ним. Сие для нас не столь важно.
Для справки: Берт Тодд (Albert Charles Todd), профессор европейских языков и литературы, который издавал и переводил поэзию его друга русского поэта Евгения Евтушенко… умер 9 ноября. Ему было 74 года. У него, как сообщила семья, была липома. (“New York Times” от 18 ноября 2001 г.).
Глава 3
«Мечты ловлю в дырявую корзину»
Летом 1989 года, в период между учебой в экспериментальной и вечерней школах, Ника два месяца снималась на студии «Ленфильм» в главной роли в художественном фильме Аян Шахмалиевой
[163] «Это было у моря» с участием Светланы Крючковой и Нины Руслановой. Картина рассказывает о судьбах больных детей, которые живут и лечатся в интернате. Героиня фильма по сценарию – тоже юная поэтесса и тоже, как не однажды в жизни Ника, хотела выброситься из окна. По мнению режиссера, 14-летня Турбина сыграла свою роль блестяще. Вот что по поводу этого фильма говорила сама Ника: «Увидев меня во “Взгляде”
[164], мне позвонила режиссер из Ленинграда и предложила главную роль девочки-бандитки, больной сколиозом… У меня по жизни имидж бандитки. В детстве я била стекла, объявляла бойкоты, но серьезных конфликтов не было. Я прямолинейна, но умею лавировать»
[165].
Вспоминает Сергей Юриздицкий
[166], оператор-постановщик фильма «Это было у моря»: «Я снимал фильм и мало (а вне съемок вообще никогда) общался с Никой. Могу только сказать, что ее образ в кино и в жизни был един, ее очень удачно выбрали для этой роли. Ее партнерша Динара Друкарова
[167], возможно лучше знала Нику, все-таки они жили вместе». К сожалению, у Динары Друкаровой и автора не совпали возможности встреч в Петербурге и в Париже.
«Когда Ника вернулась со съемок и рассказывала о фильме, – вспоминает Филатова, – я спросила у нее: “Режиссер-то кто?”. А она говорит: “Шах, Шах…”. Я спрашиваю: “Шахназаров
[168] что ли?”. Ника говорит: “Ага”. Потому что Карен Шахназаров был на слуху, а Шахмалиеву я не знала. Получилось, что я как бы подсказала Нике эту фантазию, а Нике было забавно наблюдать за моей реакцией».
В том же, 1989 году, Детский фонд учредил стипендии для помощи особо одаренным детям. Среди первых стипендиатов была Ника Турбина.
Итак, с грехом пополам среднее образование получено, надо было думать о высшем. Люди, чьи дети учились в Литературном институте, не советовали Нике поступать туда. Среди них был Альберт Лиханов, которого с Никушей в 1987 году познакомил в Крыму Юлиан Семенов. Вот что он рассказал: «Когда Ника заканчивала школу, я с ней встречался и спрашивал: “Куда ты хочешь поступать?” Она очень хотела в Литературный институт. Но как литератор, я по опыту знаю, что этот институт может быть только вторым образованием. Мне казалось, ей нужно не это знание. Наоборот, нужно было что-то далекое от литературы, что дает новый вкус жизни. Поэзия, литература – это не образование».
Но Ника и не собиралась в Литинститут – ведь ее поэтический взлет остался в прошлом. Она мечтала о другом – стать актрисой, тем более что уже снялась в художественном фильме. Об этом Ника писала в одной из дневниковых записок: «Давно решила стать актрисой. Мне нравится процесс иллюзорной жизни, воспроизведенной на сцене. А где настоящая – там, на сцене, или у меня на кухне? Такая чепуха получалась. На сцене чувствую себя увереннее. В жизни ощущаю, будто меня ногами кверху держат. Живу, как жук, ползущий по стене».
А о внешности ее и говорить не приходится. Цитирую Карпову: «У Ники были безумно красивые грудь и фигура, но красавицей она не была: брови широкие, глаза зеленые, изумрудные, лобик маленький приплюснутый, лицо широкое, овал лица монгольский, волосы длинные, рыжие, шикарные, когда они ей надоедали, она их срезала и брила голову». Несколько иначе описывает Нику Алена Галич: «Я считаю, что у нее лицо было, как сейчас говорят, секс-символа, а она такой типаж несколько роковой. У нее были зеленые глаза, замечательные черты лица – и брови, и рот. Такого типажа, как она, нет. Ника была индивидуальностью».
Куда первым делом направляют свои стопы те, кто мечтает о ролях в кино? Конечно, во ВГИК. И Ника не была тому исключением. Рассказывает Людмила Карпова: «В 1990 году Ника поступает во ВГИК. На вступительном экзамене по русскому языку она достала шпаргалки и положила их на парту. Экзаменатор, присланный из Министерства культуры, сразу выпроводил ее, а она, уходя, сказала ему что-то обидное. Вмешался Армен Джигарханян
[169], под гарантии которого Нику зачислили во ВГИК на режиссерско-актерский курс, в мастерскую Армена Джигарханяна и Альберта Филозова
[170]».
Однако как и во многих приправленных фантазией рассказах Карповой все было не совсем так, к тому же экзамен по русскому языку был не единственный. Предстояло еще испытание по актерскому мастерству. Рассказывает Армен Джигарханян: «История очень для меня больная. Много лет тому назад в “Комсомольской правде” были напечатаны стихи девочки, ей было семь или восемь лет. Мне они очень понравились, но больше всего меня потрясла фраза, что она однажды разбудила маму и сказала: “Меня душат стихи”. Вот это – душат стихи!
Прошли годы. Во ВГИКе идут вступительные экзамены. Появилась девочка, очень симпатичная, милая. Вступительные – это, может быть, самое странное занятие, его придумал недобрый или не понимающий профессии человек. Короче, она появилась: “Можно я почитаю стихи?” – “Пожалуйста”. Один, два, три – хорошие стихи. “А этюд?” – “Можно я не буду делать этюд, а буду читать стихи?” – “Давай стихи. Скажи, доченька, а чьи это стихи?” – “Мои”. Интересно, замечательно. И тогда моя жена, сидевшая рядом со мной в качестве помощницы, протянула мне бумажку, на которой было написано: “Турбина Ника”. Я спрашиваю: “Ты та девочка, которую душат стихи?” Она говорит: “Да”. И мы безоговорочно ее взяли, я потребовал этого, сказал: “Она может не стать актрисой, наверное, не станет, но она поэтесса, и должна быть среди нас, чтобы разбавлять собой актерскую братию”. Думаю, что ошибся. Оказывается, мир – вещь сложная, особенно если вдруг появляется такая одаренность…»
