Авторское отступление
Итак, 2 ноября 1990 года Ника отправилась в Швейцарию, где ее ждали в качестве почетного гостя на проводимом в Лозанне Международном симпозиуме поэзии. Это событие, как и большинство других, касающихся деятельности Мастропаоло и его института, освещала газета «24 часа», которая под заголовком «Ребенок-поэт из СССР» в номере от 3–4 ноября поместила заметку-оповещение о симпозиуме, а спустя несколько дней, в статье, озаглавленной «Юная русская поэтесса» (см. примеч. 3, стр. 258), сообщила следующее: «Нике Турбиной всего 15 лет… Девушка, родившаяся в семье художницы и режиссера мультфильмов (имеется в виду отчим Ники Олег Егоров. – А.Р.), уже в четыре года продемонстрировала свою тягу к поэзии. “Не могу точнее вспомнить, с чего это началось. Это произошло само собой. К тому же, в каждом из нас есть хоть капля поэзии”… Молодая поэтесса, только что закончившая (опередив программу на два года) среднюю школу и готовящаяся к поступлению в московский Институт кинематографии, приехала в Лозанну в компании еще одного приглашенного, Геннадия Болгарина, вице-председателя движения “Синие”… На субботнем мероприятии присутствовало множество людей. За “круглым столом” во главе с Владимиром Гальпериным собрались разные знаменитости. Вечер прошел под покровительством президента Сенегала Леопольда Седара Сенгора
[180], письмо которого было зачитано на встрече».
Г. Болгарин: Семинар проходил в доме Мастропаоло на втором этаже. Были сидячие места и трибуна с микрофоном, там же стоял фуршетный стол. Семинар открыл Матьяс Сереро, директор Института майевтики, он рассказал о его работе и представил Нику, которая стала гвоздем программы. Потом она читала стихи, и каждый из присутствующих выходил к трибуне. По сути, это была не научно-методическая конференция, а такой гуманитарный шабаш, необходимый Мастропаоло. Были корреспонденты лозаннских газет, которые тщательно снимали все действо – он, видно, им просто заплатил.
Автор: По словам Болгарина, продолжался этот шабаш долго, им подавали итальянские спагетти, он играл на рояле (Геннадий Романович прекрасный пианист), кто-то пел. Короче, все напоминало светский раут. Обещанное письмо Сенгора зачитали – это тоже была тщательно подобранная атрибутика.
Г. Болгарин: Я думаю, что для Мастропаоло это имело большое значение, он себя проявил как центр неких определенных сил, он налаживает отношения с Россией, куда вхож и въезж, чем себя немного приподнял. Ну, что там, замшелая, скучная Швейцария, богатая и никому не интересная, кроме банковских операций, страна. И вдруг такая яркая мысль! Гальперину это нужно было потому, что он возобновил свои связи. Мне это нужно было потому, что я лишний раз съездил в Швейцарию, Нике, само собой, потому, что они ее сделали центром, вокруг которого все крутилось. Причем Мастропаоло не был знатоком ее поэзии. И то, что в прессе писали будто он пять лет искал и ждал Нику, конечно, бред.
Меня поселили в гостинице – Мастропаоло вручил мне ключ от номера, внизу уже ждала машина. Я спросил: «А где будет жить Ника?» и услышал в ответ: «Она будет жить здесь, под присмотром. Зачем ее куда-то везти, если завтра мы уже начнем работать – апробировать мой метод». У него там был еще маленький сын, такого примерно возраста, как Ника. Через два дня приезжаю к Мастропаоло и вижу такую картину: в гостиной с какой-то девушкой меня встречает совсем другая Ника – веселая, в чем-то даже уверенная, уже как бы интегрированная в швейцарскую жизнь. Я спрашиваю: «Как твои дела?» – «Все хорошо. Вот познакомьтесь – моя новая подруга Сабина Мозер, она меня опекает». Это Гальперин, который следил за ситуацией и знал, чтó нужно Мастропаоло, подтянул сюда добропорядочную богатую еврейскую семью Мозер, начавшую опекать Нику. Она уже была иначе одета: симпатичные комбинезон, плащ и шарф. Причем вещи были первой степени новизны, будто их полчаса назад купили в магазине и еще не разгладили, только успели срезать бирки.
Гальперин, как потом выяснилось, так усердствовал, потому что ему нужны были деньги от Мастропаоло для финансирования какого-то проекта своих сына и невестки. Мастропаоло был богатым человеком. История происхождения и размер его капитала были неизвестны. Мне дали понять, что он был денежным мешком. Но этот денежный мешок удовлетворял свои потребности, содержал клинику, как-то вписывался в швейцарский истеблишмент, и все перед ним заискивали.
Мастропаоло взял меня под руку и сказал: «Я хочу, чтобы Ника осталась здесь. Она мне нужна. Поезжай в посольство и добивайся, чтобы ей продлили визу. Она будет здесь жить месяц или два. За это время мы ей поможем. Я с ней разговаривал и узнал, что у нее дома все плохо, она там ничего не имеет». Короче, он предложил ей свое гостеприимство через меня, потому что я за нее отвечал. Если бы я тогда сказал «нет», она бы не осталась. Я созвонился с Москвой, у меня спросили мнение родителей. Не помню, говорил ли я с Майей, но Ника мне сказала: «В Москве меня никто не ждет. Прошу вас, помогите, я хочу остаться и пожить здесь». Срок моей поездки заканчивался, я позвонил в консульство, и мне там сказали: «Да ради бога, пусть живет, сколько хочет».
Перед отъездом Ника дала мне пакет со старыми вещами и сказала: «Мама будет у вас, передайте это ей». – «А письмо?» – «Нет, передайте только это». Конечно, я мог бы выбросить тот пакет, но привез его в Москву и отдал Майе у которой спросил: «Неужели такой молодой талантливой поэтессе не могут купить приличную одежду?» Майя начала говорить: «Так вот муж….», что кто-то там плохой, что у Ники есть еще младшая сестра, у них нет денег, и они перебиваются с хлеба на квас.
Авторское отступление
Джованни Мастропаоло давно заслуживает, чтобы о нем написали правду в противовес тем сплетням, которые распространяли авторы многочисленных публикаций, приправляя их соусом домыслов. Поверьте, стоит рассказать об этой личности.
В сентябре 1990 года в одном из интервью
[181] Джованни Мастропаоло рассказал о своем детстве в Вико-дель-Гаргано на юго-востоке Италии, где он и родился в 1916 году (1 октября), о любви к своему отцу и восхищении этим «свободным человеком», слывшим в деревне мудрецом, несмотря на отсутствие образования. Его отец обращался за педагогическими рекомендациями к итальянскому философу Бенедетто Кроче (Вenedetto Croce)
[182]. Этот философ стал для Мастропаоло одним из духовных наставников, он же представил его еврейскому психологу Бонавентуре (Bonaventura)
[183]. Тот предложил Мастропаоло специализироваться в психоанализе. «А теперь перенесемся в те времена, в эпоху фашизма. Психоанализ тогда считался порождением дьявола», – вспоминает Мастропаоло, знавший о мрачных событиях истории не понаслышке: так, он присутствовал при сцене, когда фашисты заставили его отца выпить пол-литра касторового масла, а позднее – встретился с детьми, спасшимися от страшной участи в концлагерях, и занялся их лечением. По сути, они стали первыми его «пациентами».
