Я встретился с Константином Постниковым летом 2015 года в его родной Ливадии. Он живет там же, где и жил, вместе с женой Аканэ2 и дочерью Кáури. Увидев его, сразу понял, что передо мной прекрасный человек. Первое впечатление меня не обмануло – наоборот, к концу нашей пятичасовой беседы я полностью утвердился в нем. Как это не вязалось с нарисованным журналистами образом Кости-бармена! Все удивлялись: «Как Ника могла полюбить человека, жонглирующего бутылками и фужерами в валютном баре», – и рисовали соответствующий его образ, ничего, кроме пренебрежения, не вызывавший. А Костя-бармен, между прочим, закончил два самых престижных вуза Советского Союза.
Это был первый разговор с Постниковым о Нике после его расставания с ней в 1997 году. До меня он отвергал все просьбы журналистов и телевизионщиков встретиться и дать интервью. Кланяюсь ему за отзывчивость и готовность помочь. Наверное, он почувствовал, насколько я владею материалами о жизни Ники, ну, и, конечно, его подкупило то, что я его долго и последовательно искал.
Поверьте, дорогие читатели, что я встречался почти со всеми, кто знали Нику не по газетам и фильмам, а долго ли коротко ли были с ней рядом. Ответственно заявляю (пусть на меня не обидятся остальные): Константин Постников – самый светлый мужчина в жизни Ники. Не зря она сходила по нему с ума – понимала, что с таким терпением, заботой и бескорыстием к ней никто никогда не относился.
По сути, он единственный, кого Ника в самые трудные годы своей жизни слушалась, потому что боялась его потерять. Больше Постникова для Ники сделал, наверное, лишь Господь, поцеловавший ее в макушку. Но Господь молчит, а Постников написал мне в первом письме: «Честно говоря, я сомневаюсь, что заслуживаю того, чтобы некоторые страницы в Вашем романе были посвящены мне. Моя роль в жизни Ники была весьма скромная. Хотя, возможно, мне удалось немного отодвинуть ее трагический конец».
Постников по сей день хранит все, что связано с Никой: фильм (о нем рассказ впереди), письмо, телеграммы, записки, фотографии, книгу с дарственной надписью. Все это содержится в порядке (так и напрашивается слово «любовно»). Он, мне кажется, нисколько не изменился, только сейчас, как когда-то о Нике, заботится о своей дочери Кáури, которая закончила все ту же ялтинскую школу № 12 и учится в одном из престижных московских вузов. Кстати, ей почти столько лет, сколько было Нике, когда Постников с ней познакомился.
Ниже – несколько Никиных телеграмм.
Черт мой единственный люблю тебя привет Ника
Прекрасный мальчик счастья храни тебя Бог Ника
Любовь моя похоже я […] все женщины одинаковы люблю женись сваливай но ты всегда единственный. Акин
[212]
Надпись на салфетке: Я немогу так больше. Тебе нужно мясо а я человек прости Люблю Ника
Записка: Любимый пожалуйста не спи с негритянками без презеков (боюсь из-за СПИДа).
P.S. Люблю и даже очень жду. Ника Турбина.
Записка: Милый мой, не способный хотябы на строчку Человек. Скучаю. Люблю!
P.S. Не бойся мою лошадь Ника Турбина.
Вверху – рисунок: лучи солнца, под ними – подобие лошади, говорящей: Художник ху*вый, но от души.
Отрывок из очень личного письма – лишь то, что можно читать другим:
Салют! Это мое первое и наверно последнее письмо… Съесть бы тебя всего и душу твою забрать… Ладно, это мои мечты и приколы. Ведь я просто ветер, ветер, только потому, что ты так хочеш думать. Пусть будет так. Главное, знай, ты самый прекрасный и упрямый как осел (и может это замечательно) но на хуа
[213]
проблемы и выяснение жизни. Я прости люблю тебя, не держу и если что-нибудь случится не думай обо [мне]. Думай о себе и я буду счастлива за тебя искренне.
Наконец надпись, а точнее надписи, на книге «Ступеньки вверх, ступеньки вниз…» На титульном листе, слева, вверху, наискосок:
Я люблю тебя мудила!
На странице слева: Самому светлому человеку с любовью. Ника Турбина. 17/Х-93.
Ниже: Это надо же было такого черта светлым назвать ты самый ужасный из моих (любимых) 15 августа 94
Еще ниже – приписка: а любимый это ты (прости за банальность) Н. Турбина.
Похоже, Ника в зависимости от того, как складывались отношения с Константином, дописывала свои мысли по этому поводу.
В моем архиве в маленьком, с синей обложкой, блокнотике, на двух страничках рукой Ники сделаны короткие записи – очевидно, она собиралась пойти в церковь. Одна запись (орфография Ники):
«Молится. Кто то обидел меня. Господи прости Костю что он меня обидел, что я его обидела. Прощаю, отпускаю, освобождаюсь от тебя Костя каждый день Я сильная я смелая. Не боюсь”. Вторая запись: “Я хочу заказать Сорокоуст за здравия раба божьего Константина, Майи и ТД и можно на себя».
Интересна история с собакой-далматином, которую на приведенной фотографии держит в руках Ника. «Звали собачку Кит,− рассказывает Постников. – Ника его назвала специально так, чтобы было созвучно с моей кличкой – Кот. Ника купила его в Москве и потом привезла его поездом в Ялту. Хотела оставить у меня, но я отказался. Потом я отправлял Нику вмести с Китом самолетом в Москву. А позже она отдала собаку в универсам, который находился напротив ее дома в Москве. Пес иногда прибегал из магазина к Нике домой. Бедная собака! Фотография сделана примерно летом 1994 года в квартире моего брата в Ялте».
Постников подарил мне две книги стихов Дунаева-Бреста, в них много замечательных строк и строф, а также три стихотворения, посвященные Константину. В одном из них есть такие строки: «Костя Постников – добряк, чудак, альтруист – / Благодаря и тебе люблю этот шкурный город…». Другое стихотворение, эпиграфом к которому взята строка Н. Гумилева «Мир – лишь луч от лика друга…», написано в баре «Ореанда» и начинается так:
Улыбайся почаще, Костя, —
Миру оставлю не черти-что…
На земле мы не только гости,
Слепо текущие сквозь решето
Страстей, событий, надежд, мечтаний
С детства и до гробовой доски…
От Интриг, Авантюр, Желаний
У Фортуны пухнут соски …
От Постникова я узнал, что у Дунаева-Бреста в Ялте крошечная квартирка, которую он называет «берлогой». Находится она напротив Дома творчества, где провел остаток жизни Анатолий Никаноркин. С ним Дунаев-Брест был дружен, они встречались у него в берлоге, пили чай и, цитирую Александра Петровича, «взахлеб рассказывали о жизни». В день, когда Никаноркин умер, Дунаев-Брест в берлоге написал посвященное ему стихотворение.
