Весной 2016 года, гуляя по Ялте, я встретил Константина и Аканэ – миниатюрную японочку, не достающую ему до плеча. Пока мы говорили, Константин обнимал жену и в какой-то момент с необыкновенной нежностью прижал ее к себе, словно показывая, как он с ней счастлив. А по ее взгляду я понял, что счастлива и она…
«На этом с Постниковым мы не прощаемся и еще не раз встретимся с ним в последующем. А вот об Александре Дунаеве я напишу когда-нибудь отдельно. Он этого стoит. Константин познакомил меня с ним, мы полдня провели в «берлоге», читали друг другу стихи, он вспоминал Нику, которую близко знал. Ей он посвятил такие строки: «Аю-Даг
[214] натянул бюстгальтер / Черных туч… Неспокойно в Крыму… / Я купил себе черный «Вальтер» / И четыре обоймы к нему…». Таких настоящих мужчин я в жизни не встречал и не встречу – в конце 2017 г. он умер».
Очень жаль, что сегодня о романе между Никой и Константином вспоминает он один. Хотя не совсем так: нам навсегда осталось стихотворение-воспоминание Ники, которое никто прежде не заметил, – наверное, потому, что не знал, кому оно посвящено. Уверен, что теперь, после его прочтения, все вопросы отпадут.
Сгину —
Ничего не случится.
Быть может, только память
Забредет
В отрезок временной
Того пространства,
Где в брызгах моря
Тротуары городка,
Где бегала я, странная,
Доверчиво прохожим сообщая,
Глава 6
«…Изгиб повторить той актрисы…»
Март 1994 года. Ника полгода живет в Ялте с бабушкой. Она влюблена в Константина Постникова и потому не уезжает в Москву. Хотя, по словам Алексея Косульникова, неоднократно покупала туда билеты, но каждый раз сдавала в последний момент. («Изящная такая игра с самой собой. Она это понимает, хотя порой и боится в этом себе признаться».)
Косульников той весной появился в Ялте не случайно: по словам Карповой, она от имени Ники написала письмо в «Комсомольскую правду», в котором сетовала, что ее, некогда автора этой газеты, совсем забыли. «В ответ на письмо приехал корреспондент, – рассказала Людмила Владимировна, – молодой, лет тридцати, симпатичный мужчина, которого мы пригласили домой. Он остановился в гостинице “Крым”. Вскоре Ника призналась мне, что журналист ей нравится, и пошла к нему в номер. У них завязался роман. Москвич провел в Ялте две недели. Костя каким-то образом узнал о Никином увлечении и явился в гостиницу “Крым” с ножом, но, к счастью, в номере их не застал – они были в ресторане».
Эта версия Карповой, аналогично другим, была ее выдумкой. Вот что рассказал Постников: «Косульников приехал к Нике, чтобы взять у нее интервью. Они сидели у меня в баре, а потом пропали. Я действительно разозлился. Не знаю, где они провели ночь – в гостинице или нет. На следующий день Ника объявилась, а Косульников улетел в Москву, после чего напечатал о ней хорошую статью».
Из рассказа Косульникова, в те годы корреспондента «Новой ежедневной газеты»: «Это были не письмо и не звонок в редакцию. У нас работал собственный корреспондент в Крыму Володя Андронаки, а я очень любил ездить в Крым весной и каждый раз подгадывал, чтобы в это время года быть там. Я позвонил ему и сказал: “Вова, я хочу в Крым дня на два-три, придумай мне что-нибудь”. Он позвонил буквально в тот же день или назавтра и сказал: “Ты просил Крым – вот тебе Крым, пожалуйста. Нику Турбину помнишь?” – “Помню”. – “Так она вот здесь”. Я удивился: “Она еще жива?” – потому что о ней реально лет шесть-семь ничего слышно не было. А Володя прочитал о ней в местной газете и достал номер ее телефона. Меня в Ялту никто не вызывал».
Сначала Ника старалась произвести впечатление на Косульникова и вела себя подобающим образом. «А я, – вспоминает Косульников, – хотя к тому моменту был парнем довольно тертым, но с какой стороны ни подходил к Нике, упирался в стенку. Вообще пробиться не мог. Так продолжалось часа полтора, а потом у нее что-то щелкнуло в мозгах, и она перешла исключительно на мат, сказала, что ей надоело вы…ываться и дальше будет говорить все как есть. И действительно начала так говорить. Я подозреваю, что она просто другой модус
[216] включила. Мы дружили до самой ее гибели, и могу сказать, что примерно в этом модусе она пребывала все время, особенно если выпивала, что происходило в общем-то регулярно. А потом мы пошли гулять, зашли в бар к Косте, выпили и, собственно, все, что написано в моей статье, по сути, рассказано было ею в достаточно расслабленном состоянии».
К чему вся эта история? Уж точно не для того, чтобы поведать читателю, как влюбленная Ника бездельничала в Ялте, отвлекаясь от романа с Постниковым на очередное увлечение. Суть – в ином. При встрече с Косульниковым Ника сказала, что хочет заниматься чем-то более содержательным, чем поэзия. «Не в плане денег, разумеется, – заметила она, – а в плане занятия для головы и рук. Я вот, например, могу быть актрисой. Не сказать чтобы мне это так сильно нравилось, что я брежу этой идеей, однако знаю: это я могу. Вот думаю сейчас, вернуться, что ли, в Москву и поступить снова, учиться на что-то актерское?»
Но это были пока что мысли вслух. «Потом, спустя время, – вспоминает Косульников, – и Ника, и Майя говорили, что, когда вышла моя статья, Ника решила, что жизнь еще не кончилась, что я правильно написал и ей нельзя ставить на себе крест, а надо вернуться в Москву и попытаться начать какую-то новую прекрасную жизнь, которая, может, уже началась». Так и произошло, до известного предела.
Брак Майи и Егорова продолжительным быть не мог. «Кому Майя была нужна, – сокрушалась Карпова, невольно повторяя слова Никаноркина, – постоянные рвоты, запах изо рта, выскакивающие зубы, странное поведение? Она была инвалидом. В Москве она погибала и все чаще уезжала с Машенькой в Ялту, используя любую возможность вернуться под мое крыло. Олегу все осточертело. Мало того, что он женился на женщине старше себя, так еще и больной. Майю он не любил никогда и был обворожен Никушей. Майя же хотела, чтобы у нее был муж, который терпел бы ее заскоки и чудачества».
Рассказывает Лера Загудаева: «Олег с Никой бесконечно скандалили. Я удивилась, что Маша родилась. Через год у Майи с Олегом контакта не было. Как-то я увидела их в храме, они стояли рядом. Майка по виду была такая одинокая, совершенно не нужная Олегу. Я поняла, что она мучается».
Дальше события развивались стремительно. «Однажды, – рассказала Карпова, – Егоров позвонил из Москвы Майе и сказал, что завтра приезжает в Ялту, чтобы с ней развестись. Олег оформил развод буквально за неделю. После этого Майка слегла на два месяца. Никаноркин ежедневно приходил из Дома творчества, просиживая часами возле нее». По свидетельству Леры Загудаевой, он даже покупал Майе вино, чтобы она легче перенесла депрессию. Насколько все же благороден был Никаноркин, если для поддержания дочери, с которой давно не общался, приходил в оставленный им из-за конфликтов с ней дом!
