Вот что писала Ника об этих событиях в дневниковых записках: «Когда поднимется луна, войдет в свои права, приду в тот дом, где я жила, людей жалея. Олег стихи читал, а мама плакала и уходила. Возможно, разлюбил ее. Уму и сердцу не прикажешь… Машутка родилась. Олег оставил Машеньку и маму. Развод. По телефону: “Я развожусь с тобой, женюсь”. Дела давно прошедших дней. И мы опять – на бабушкины плечи. Бог с ним с Олегом. Мы пережили. Пережили». Не кажется ли вам, уважаемые читатели, что эта записка Ники повторяет приведенные выше слова Карповой, будто она сделала сама такую заметку? Вспомните, такое же совпадение было в записке Ники и рассказе Карповой о Постникове. Подтверждение сказанному вы встретите еще не раз.
Из воспоминаний Карповой: «Несмотря на развод, Олег Майке помогал материально. Я ему благодарна и тепло к нему отношусь. Он личность. Я счастлива, что Олег и Маша общаются и говорят на одном языке». Это было сказано в 2013 году. Спустя два года Анна Годик подтвердила, что инициатором развода был Егоров, а относительно причины его сказала: «Он просто нашел себе женщину, которая оказалась богата, которой не надо помогать и которая поможет ему. Она жила в Америке. В Москве у нее тоже было состояние. Егоров все время искал опору, чтобы идти дальше».
Я подумал, а не повторилась ли это история с Торбиным? Майя его, как и Егорова, не любила. В первом случае она мечтала о ребенке, во втором – о Москве. В первом случае ей нужен был для ребенка законный отец, во втором – жилье и прописка в столице. Для этого в обоих случаях она вышла замуж. В обоих случаях родила дочерей. В обоих случаях брак был недолгим и, очевидно, по одним и тем же причинам. Причем в обоих случаях инициаторами развода были мужья Майи, хотя мне преподносилось так, что брак с Торбиным был расторгнут по ее инициативе. На самом деле Торбин ушел сам, как и Егоров. Единственное, но существенное отличие между двумя замужествами Майи состояло в том, что она от старшей дочери скрыла, кто ее отец. Да и младшая дочь увидела своего отца, уже будучи взрослой. И то благодаря Нике, а не Майе, чьи поступки Карпова сначала поощряла, а потом раскаивалась в этом. «Очень жалко, – сказала мне она, – что у нас дома не было мужчины. Ника бы слушалась, она была мягкой, податливой. Если б у нее был отец или дед». Были и отец, и дед, но отца выставили, а деда выжили из дома. В другой раз Карпова сказала: «Плохо, что рядом с Никой не было мужчины, который воспитывал бы ее, даже отлупил, если нужно. Майке не надо было оставлять Нику одну в Москве с Олегом, который к тому же пил как извозчик. Представь себе, он кроме квартиры ничего не имел. Хорошо играл в карты и выигрывал».
А ведь незадолго до этого все было иначе. «Однажды Олег, – вспоминает Бурыкин, – вытянул Майю в лес. Я впервые увидел их счастливыми. Они целый день ходили по лесу, и Майя сказала: “Есть на свете счастье”. Тогда они жили душа в душу. Их отношения в то время – любовь. Это была полноценная семья, в которой Олег брал на себя роль отца и нес ее, как мог». Бурыкину вторит Васильченко: «При мне было минимум одно лето, когда Майя и Олег были вместе. Они ладили. Я не помню ссор. Ну и уж, конечно, не бывает так, что люди заключают брак (не первый в своей жизни) без любви. Любовь была. И даже после их разрыва с Олегом Майя рассказывала о том времени очень по-доброму».
Когда я спросил Миронова о причине разрыва Майи с Егоровым, он сказал: «Ты был в той квартире? Если был, то видел порубленные двери в ванную и в туалет, выбитое между ними окно. Майя хотела повеситься, и Олег рубил двери топором. Он – может быть, на почве алкоголя, а со стороны Майи это скорее была демонстрация». По мнению Васильченко, пристрастие к питию у Егорова было, цитирую, «скорее дополнительным раздражителем или поводом для обвинений со стороны Майи, чем реальной причиной разрыва с ней. Причина, вероятно, была иной, а алкоголь стал удобной для всех маскировкой, простой и всеми понимаемой официальной причиной».
Окончательно проясняет картину Евгения Филатова. «Да, – не задумываясь, ответила она на вопрос, была ли у Майи с Егоровым любовь. – Со стороны Олега, по крайней мере, очень яркая и страстная, разрушительная для него самого; со стороны Майи – не знаю, не могу сказать. Я далека от мысли, что это был брак по расчету. И потом я знаю Олега, он умнейший и талантливый поэт, в него, безусловно, можно было влюбиться. Но он любил Майю сильнее. Скажем так. С высоты своих опыта и возраста он понял, что должен уйти от нее, чтобы спасти себя: с Майей у него не было шансов бросить пить».
В 2004 году в Москве вышел роман Олега Егорова «Девятый чин». Эту книгу, впоследствии попавшую ко мне, он надписал только Карповой:
Людмиле от Олега! Спасибо за Машу, я вас – помню! 6.09.2004 г. О. Егоров.
Майи, которая тогда еще была жива, для него не существовало.
«Когда я сообщила Олегу о смерти Майи, – вспоминала Карпова, – я никогда не слышала у него такого счастливого и радостного тона. Он очень жестокий человек и вместе с тем мягкий, помогал нам, присылал деньги». А Майя мне при каждой встрече говорила, что Егоров не присылает деньги вообще, и, будучи человеком доверчивым, я поддерживал их материально, о чем ничуть не жалею.
По словам Миронова, у Ники были проявления неприязни по отношению к Майе из-за ее романа с Егоровым. Причем именно тогда, когда Майя уже жила в Москве. Было какое-то недопонимание, но Ника старалась вообще не говорить на эту тему. Да оно и понятно: это был первый и далеко не последний, в чем читатели убедятся, случай близости Майи и Ники с одним и тем же мужчиной. Егоров в этом плане – первая ласточка. Немыслимо представить, какие смешанные чувства испытывали в мини-гареме Егорова его жена и падчерица. Вряд ли он над этим задумывался, будучи в выигрышном положении по сравнению с ними. А вот Ника задумывалась, что подтверждает такое ее четверостишие:
Олегу Егорову
Вам одиночество к лицу.
На полустоптанных страницах,
Как правда
Ищет нож к лжецу,
Так ты отпугиваешь лица.
Так просто и точно она дала отповедь отчиму. Причем, вначале обратилась к нему на «Вы», а в конце – на «ты». Я не знал, что, передавая мне эти строки для включения в Никину книгу «Чтобы не забыть», Майя и Карпова сняли посвящение, очевидно, чтобы не злить Егорова, надеясь на его будущую помощь Маше. Нашел я это посвящение среди стихов Ники, прилагаемых к статье Алексея Косульникова «Дни Турбиной». Под ним дата – 1994 год.
В 1994 году Ника поступает в Московский государственный университет культуры, именуемый в народе попросту «Кулек». Точнее, не поступает, а ее устраивает туда Алена Александровна Галич, ставшая впоследствии педагогом и близкой подругой Ники.
Рассказывает Алена Галич: «Мое знакомство с Никой началось с того, что ко мне моя знакомая, Аня Годик, привела свою подругу с дочкой, которыми оказались Майя и Ника. В то время у нас впервые набирали режиссерско-актерский курс. Девочка была высокая, смышленая, мы как-то очень быстро нашли общий язык. Я не знала, кто она. Потом Аня с Майей вышли, и мы с Никой разговорились. Она оказалась безумно интересная, с ней можно было говорить о театре и литературе. В общем, я сказала: “Будем поступать”, – и попросила ее что-нибудь прочитать, потому что сдавать надо было прозу, стихотворение и басню. С прозой проблем не было – она читала “Бабий грех” Бабеля. “А стихи?” – спросила я. Она так смотрит и говорит: “Ну, стихи я свои буду читать”. Актеры читают совсем по-другому, а она читала, как поэт, даже рукой ритм отбивала. Я спрашиваю: “Ты, что ли, писала эти стихи?” – “Да, я, – и тут же добавила: – Ну, по улицам слона водили. Это была Ника Турбина”. Я говорю: “Забудь. Ты пишешь сейчас?” – “Иногда”. – “Ну, давай заниматься тем, чем ты хочешь”. Басни Ника не любила, и я пообещала подобрать ей легкую басню, в конце концов мы вместе нашли басню Н. Агнивцева
[217]. Потом сели писать режиссерскую экспликацию. Писали с увлечением, взахлеб. Экспликация называлась “Феерия ХХ века”. Действие должно было проходить на территории Кремля на нескольких площадках, замысливалось документальное кино от начала до конца ХХ века.
