В отличие от подавляющего числа Никиных мужчин, Самохин был младше ее и, по свидетельству одного из друзей, поднимал на нее руку. Его отец был судимый. Но любовь зла.
Вспоминает Сергей Миров: «Все рассказы Ники о том, как все происходило, для следствия ничего бы не дали. Фантазия там была потрясающая, и более того, она сама верила, что так и было. Я слышал от нее несколько версий, но ни одной не запомнил. Это не имело смысла. Да она что-то говорила, будто у нее родился сын, который умер. Она была в этом уверена…»
О «рождении» сына Ника больше никому и никогда не говорила. Не исключаю, что она хотела родить ребенка от Постникова, чтобы вернуть его. Кстати, Минина говорила, что у Ники от Константина был выкидыш на раннем сроке, и она показывала Алесе фотографию до этого, на которой она цветущая и счастливая, и после – там Ника совершенно другая: ее обычно выразительные глаза будто погасли. Постников по этому поводу сказал: «Абсолютная ложь. Я вообще сомневаюсь, что Ника могла забеременеть». Уместно вспомнить, как Ника разыграла подруг, сообщив им, что у Константина есть сын. Точно так же она могла придумать эту историю для Алеси, подобрав две резко отличающиеся фотографии.
Что только не писали в прессе о первом полете Ники, пытаясь свести его к попытке самоубийства. Писали, конечно, те, кто не знали Нику, но могли погреть руки на такой сенсации. Чтобы закрыть этот вопрос, сошлюсь на Минину, которая была убедительнее многих: «Мыслей о самоубийстве у Ники не было вообще никогда. Абсолютно. Это исключено. Знаете, когда человеку больно, он говорит: “Мне больно”, – никто не слышит, “Мне больно, не надо так”, – не слышат. “Ну, пожалуйста, не делайте так, мне больно”, – люди не слышат. Она говорит: “Ах, так!..” Это попытка показать, насколько больно, это не попытка убить себя, а как раз та самая склонность к эпатажу: “Скорее бегите меня спасать! Любите меня, пока я жива!” Я еще так удивлена была: как такое могло быть? Все было хорошо. Не было к этому никаких причин. Ника не ругалась ни с кем. Мы вернулись с рыбалки, она была довольна и счастлива. Собирались читать письма Полины Виардо. То есть девочка намерена была заняться делом, и ничто не предвещало беды».
Эту историю, как и многие другие, дополняет рассказ Константина Постникова. «В 1997 году, когда я принял решение расстаться с Никой, я приехал к ней на первое мая. Мы пошли в парк Горького, и Ника увидела, как люди прыгают с “тарзанки” с высоты 50 метров. Она тоже очень захотела прыгнуть, я ей в этом не отказал. Когда она поднялась наверх и ее уже привязали к канату, то прыгнуть сама она не смогла и попросила чтобы ее столкнули. Ее столкнули, она так красиво полетела “ласточкой” и после прыжка была горда собой (Постников снял об этом фильм. – А.Р.). А потом я уехал. Через какое-то время узнаю, что она свалилась с балкона пятого этажа и лежит в 67-й больнице».
А теперь – правда. Не суть важно, почему Ника перелезла через перила балкона – ей это не впервой. А не удержал ее Самохин, так как на балконе лежал свернутый в рулон большой палас, который помешал парню дотянуться, ухватить как следует за руки Нику и вытянуть ее.
Вспоминает Алеся Минина: «Первым делом я позвонила Косте, потому что мы были без денег. Он сказал: “Я не удивлен нисколько. Я удивлен, что она еще жива. Поверьте мне, это не последний раз она упала. Я, конечно, приеду, но не могу прямо сейчас сорваться и лететь”. Костя приехал. Привез врачам и медсестрам деньги, цветы и ви2на, Нике купил все лекарства и оставил огромное количество денег, которые, когда приехала Майя, ушли на пропой. Если бы на тот момент не было Самохина, может, у Кости с Никой что-то и было бы. Но это же Ника, ее надо знать. Женщина, которая лежала с ней в палате, когда Костя уехал, сказала: “Ника, Никуша, что ты делаешь, зайчик! Зачем тебе этот мальчик? Бог с ним!” Самохин приходил к ней каждый день, он чувствовал себя виноватым». Как оказалось, это была не единственная его вина перед Никой.
Вспоминает Постников: «Все то, что писали в газетах о ее падении, – сплошное вранье. Жизнь самоубийством она не кончала. Упала очень удачно – видимо, Бог помиловал ее в этот раз. Я видел место падения: там стояли три пенька, и она упала между ними. Можно сказать, отделалась очень легко. Я даже ходил к ней на квартиру, где она жила с этим Димой, и поговорил с ним, просил его присматривать за Никой, сказал, что у Ники непростой характер, и фактически взял с него обязательство, что он будет ее оберегать. А поскольку решение о расставании было мной принято и Ника об этом знала, то никаких претензий к этому парню я не имел. Но когда мы с ним поехали в больницу и она нас увидела вместе, ее очень задело то, что я не набил ему морду. Она считала, что я должен был это сделать и тем самым показать свое отношение к ней».
В больницу к Нике часто приходила Елена Камбурова. Дважды, по словам Карповой, навещал Нику Андрей Вознесенский. Свидетелем одного его визита была Алеся Минина. «Вознесенский, – вспоминает она, – появился в тот день или на следующий после того, как Нику перевели из реанимации в палату. Ника была ему безмерно рада, у нее прямо светилось лицо. “Лесь, – сказала она, – познакомься, это Андрей Андреевич”. А я его сразу не узнала. Он хорошо выглядел и по-человечески очень тепло отнесся к Нике. Вознесенский привез с собой Сашу Ткаченко, который готов был перевести Нику в нормальную больницу и обещал помочь.
Ника меня предупредила, имея в виду Вознесенского: “Никакой помощи от него не принимай”. Я сказала гостям: “Не трогайте ее, никуда не переводите”, потому что в этой ужасной больнице работал врач-армянин, который “собрал” Нику. Он был лучшим в то время специалистом по позвоночникам. Когда он принес Никин снимок, я с трясущимися руками спросил его “Ну, что там?” Он сказал: “Успокойтесь, вам очень повезло, вы будете ходить и бегать, потому что позвонки сломаны как раз те, которые поддерживаются ребрами. Поэтому достаточно на время надеть корсет”. И Ника сразу изменилась, ей захотелось жить».
Из рассказа Майи в ноябре 2003 года: «После первого полета Вознесенский принес Нике цветы и 500 рублей на фрукты. Пробыл недолго, сказал, что торопится на выступление перед инвалидами. Распятая на кровати Ника заметила ему: “Так выступайте здесь – мы тоже все инвалиды!”»
Навещал Нику и Дмитрий Шикторов. Он рассказал мне, что видел снимок ее таза – ничего там критического не было. Кроме того, он, по словам Азаровой, доставал сильные обезболивающие средства, которые она привозила Нике. «У нее были страшные боли, – вспоминает Светлана. – Я только однажды ночевала возле нее – больше не смогла. Она постоянно просила обезболивающее, но я знала, сколько можно, говорила: “Все Ника, хватит, ты уже и так их много приняла”. А она мне: “Нет, дай еще, дай еще”. Вышла перепалка, и я – не знаю, как это у меня с языка слетело – сказала: “Если ты еще раз выпадешь, я больше к тебе не приду”».
Приходил проведать Нику также Александр Цекало
[225]. По словам Карповой, Ника у него спросила: «Кто вы такой? Покажите документы. Извините, я провинциалка, поэтому задаю такой вопрос». Цекало ответил: «Я тоже провинциал, – и добавил, обращаясь к Майе: – я хотел вам помочь материально, но был на гастролях в Америке, и там мой директор меня обманул – вместо обещанного гонорара заплатил в десять раз меньше. Поэтому могу лишь выразить свое сочувствие». Но какую-то сумму он все же дал. Существенно деньгами помогли Камбурова и Галич, которая, по словам Мининой, приводила с собой табун студентов. И все что-то приносили. Не однажды навещали Нику Лера Загудаева и ее дочь Алена.
