12
— Ой, господи! Страсти-то какия!!! — Рысь с круглыми от ужаса глазами мелко крестилась лапой, испуганно глядя на Василису.
— Да не тяни ты душу, мамка! Что случилось?
— Ужасти! Все как есть мертвые, вповалку лежат. И Чебурашка, и Никита Авдеевич, Ивана только не видно… — Из глаз рыси брызнули слезы. — И дракон Кощеев не шевелится. Одолели наши богатыри супостата, а сами… Тут рысь зарыдала в голос.
— Все пропало, — прошептала медведица. — Ванечка… милый… — И рыдания рыси перекрыл рев медведицы. Рев смертельно раненного зверя.
— Хотели мы защитников наших сюда принесть, поплакать над телами ихними да похоронить по русскому обычаю с молитовкой, — причитала меж тем Матрена, — да ящерка дьявольская нас к ним не подпускает. Бродит вокруг них, глаза огнем горят, и пламенем плюется. Все какого-то папу защищать рвется…
— Папу? — вскинулась Василиса так, что Матрена отшатнулась.
— Ну да… а что? — Рысь настороженно уставилась на медведицу.
— Так Иван же себя папой нарек! Значит, ящерка не Кощея, а его защищает… Может, еще не все потеряно… Хватит! Пойду сама посмотрю, что там творится. — И медведица с места в карьер взяла такой разгон, что Матрена только ахнула.
— Если это называется идти, то что же такое бежать? — Рысь едва поспевала за Василисой, ломящейся через бурелом как танк. — Да не несись ты так, убьешься! И меня загонишь.
Но медведица не обращала внимания на увещевания мамки. Истомившейся за двое суток тревогой и вынужденным бездельем Василисе не терпелось взглянуть вблизи на своего суженого, проверить — а вдруг живой? Может, ранен только? А вдруг родимому помощь нужна… Он там кровью истекает, а они тут… Выскочив из чащи, медведица кубарем скатилась в овраг и, не останавливаясь, взлетела на противоположный склон, где взору ее открылся родной посад. Битва, видать, была нешуточная. Об этом красноречиво говорило состояние кузницы Вакулы и гостиного двора. Непонятным образом исчезли и два боярских терема. Но Василиса не обращала внимания на эти мелочи. Ее взор лихорадочно метался по посаду в поисках милого, но не находил. Так как мчалась она к посаду напролом, то и вышла к нему по кратчайшей прямой — с тылу. Ее собственный терем заслонил того, ради кого она и неслась сюда сломя голову. Посад, напрочь лишенный частокола, имел довольно жалкий вид. По иронии судьбы костра избежали лишь ворота, сиротливо стоящие на холме. У ворот столпилась вся челядь Василисы, не решаясь переступить черту, за которой и начинался, собственно, посад. Вдоль ворот, тяжело переставляя ноги, бродила Саламандра, вещая разношерстной компании уток, гусей, волков и прочей живности о новых порядках на территории посада.
— Повторяю в последний раз… — Саламандра остановилась, вперила свой огненный взор в створ ворот, выдержала паузу и вновь возобновила движение. — Посад на военном положении, вход посторонним мор… — ящерица на мгновение задумалась, — …лицам строго воспрещен.
— Так война-то по ночам здеся, а нонче день на дворе, вона солнышко-то как высоко, ужо припякать стало, — заквохтала курица. — Нам здеся прибирать надоть. — И она попыталась двинуться вперед.
— Еше шаг, и я стреляю! — Саламандра начала сводить глаза к переносице. — Из меня Горыныч всю ночь «ворошиловского стрелка» делал! Так что не советую.
— Плевать я хотел на твоего Горыныча! — разошелся тут седой матерый волк. — Кузню мою спалили, злыдни. — И Вакула решительно сунул морду в ворота.
Огнемет Саламандры выдал такую гигантскую струю пламени — похоже, без «эликсира» здесь не обошлось. Ворошилов перевернулся бы в гробу, узнай он о точности снайпера, претендующего на высокое звание стрелка, носящего его имя. Струя, благополучно миновав створ ворот, подпалила одинокую березку, сиротливо стоящую метрах в ста от посада. Если бы не выстрел часового, она еще долго могла бы служить иллюстрацией к народной песенке «…во поле кудрявая стояла».
— Предупредительный выстрел, — не растерялась ящерица. — Поняли, что такое снайпер?
Челядь задумчиво посмотрела на полыхающую березку и потихоньку начала пятиться от ворот.
— Правильно, — одобрила Саламандра, — ща я боекомплект пополню, и мы продолжим. — Уважительное внимание публики ей понравилось, и она не спеша добрела до ведра, опустила в него морду и занялась подзарядкой. По мере наполнения тело ее из малиново-красного становилось все светлее и светлее, пока не засверкало ослепительно ярким светом. Совсем как раскаленная добела болванка в кузне Вакулы, когда он вытаскивает ее из печи Челядь решила, что любоваться на стрельбу пьяной ящерицы гораздо удобнее со стороны, и дружно бросилась наутек.
— Куда?! — заревела Василиса. — А Иван?
— Бежим, хозяйка! — запрыгали вокруг медведицы Парашка и Малашка. Спалит ведь, Кощеев прихвостень.
— Назад! Пущать не ведено! — Саламандра с трудом ковыляла к Василисе. После подзарядки ее изрядно штормило, но она старательно придерживалась взятого направления.
— Что ж вы, мужики? В штаны наложили? Хозяйку свою одну бросили! А ну хватай ведра! Водичкой ее! Холодненькой!
— Можно подумать, у нас штаны есть, — раздался чей-то ворчливый голос из кустов.
— Давай-давай, поливай, — глумилась пьяная Саламандра, — мне ваша вода теперь… я от нее только крепчаю. Ну давай, кто первый, лей!
Заскрипел ворот. Вакула, настроенный более решительно, чем все остальные, подхватил ведро и с размаху окатил хихикающую ящерицу. Визг в миг протрезвевшей Саламандры перекрыл шипение пара, взметнувшегося вверх. Воодушевленный успехом Вакула помчался за новой порцией к колодцу, а Саламандра в прямо противоположном направлении. К несчастью, именно это направление было занято другой ящерицей. Саламандра огибать препятствие не собиралась, а потому пронеслась метеоритом от хвоста до загривка Центральной, скатилась на землю и с разбегу запрыгнула в останки плавильной печи Вакулы. Сделала она это очень вовремя, так как ее пробежка по хребту дракона подействовала на последнего как удар бичом. Оглушительно заорав, Горыныч рванул вверх и запрыгал по двору. При виде ожившего дракона челядь Василисы во главе со своей хозяйкой дружно кинулась врассыпную. И, похоже, многие были рады, что штанов им в данном обличье не полагается. Центральная наконец догадалась макнуть морду в колодец и направила струю на подпаленную спину. Ее примеру последовали Правая и Левая. Брызги фонтаном летели в разные стороны. В результате часть ледяного душа приняли на себя Чебурашка и Никита Авдеевич. С крыльца послышались писк и сердитое кудахтанье. Поднятый ими гвалт достиг слуха Ильи. Он сладко потянулся. Общая побудка состоялась.
Суматоха во дворе заставила капитана открыть глаза и схватиться за крест. Это уже стало входить в привычку. Крест был холодный. С наслаждением потянувшись, он не торопясь скинул ноги с лавки. Утро встретило Илью широкой улыбкой побратима. Иван нежно обнимал стройную девицу, утонувшую в его объятиях. Лицо красавица прятала на груди гиганта, о чем капитан искренне пожалел. Фигурка была настолько стройной и соблазнительной, что личико просто обязано было соответствовав всему остальному.
