Я планировал немедленно оспорить приговор Уолтера в апелляционном суде по уголовным делам штата Алабама. Штат сделал так мало, чтобы доказать виновность Уолтера, что оспаривать предстояло не так уж много юридических вопросов. Доказательства были настолько неубедительными, что я надеялся: суд сможет отменить приговор просто в силу крайней сомнительности его правосудности. Когда дело уходило на прямую апелляцию, никакие новые доказательства не рассматривались. Время для подачи ходатайства о новом рассмотрении дела в суде первой инстанции – последняя возможность представить новые факты до начала процесса апелляции – уже истекло. Честнат и Бойнтон, адвокаты Уолтера на первом рассмотрении дела в суде, подали ходатайство, прежде чем самоустраниться, и судья Кей быстро отклонил его. По словам Дарнелла, он рассказывал бывшим адвокатам Уолтера то же, что рассказал мне, и они подняли этот вопрос в ходатайстве о повторном рассмотрении дела, но никто не воспринял его показания всерьез.
Доказательства были настолько неубедительными, что я надеялся: суд сможет отменить приговор просто в силу крайней сомнительности его правосудности.
В делах, по которым вынесен смертный приговор, ходатайство о новом рассмотрении дела подается всегда, но редко удовлетворяется. Но если подсудимый утверждает, что есть новое доказательства, которое может привести к иному исходу дела – или вносит сомнения в правосудности первого рассмотрения, – как правило, назначается слушание. Поговорив с Дарнеллом, я подумал о том, что, возможно, стоит снова подать ходатайство с его утверждениями, прежде чем дело отправится на апелляцию, и может быть – только может быть – нам удастся убедить местные власти отказаться от обвинения против Уолтера. Я подал ходатайство о пересмотре отказа в повторном рассмотрении дела Макмиллиана. И сразу же взял у Дарнелла письменные показания, в которых он утверждал, что слова Хукса – ложь. Я рискнул и посоветовался с несколькими местными адвокатами о том, может ли новый обвинитель признать, что приговор был неправосудным, и поддержать новое рассмотрение дела в суде, если есть убедительные новые доказательства.
Несколько моих собеседников предположили, что Том Чепмен, новый окружной прокурор Монро и бывший адвокат по уголовным делам, окажется справедливее и сочувственнее отнесется к зря приговоренному человеку, чем Тед Пирсон, который всю свою жизнь трудился обвинителем. После долгого пребывания Пирсона на посту окружного прокурора избрание Чепмена представлялось чем-то вроде наступления новой эпохи. Ему было немного за сорок, и он говорил о модернизации правоохранительных сил в регионе. Ходили слухи, что он честолюбец и, возможно, пожелает когда-нибудь баллотироваться на пост прокурора всего штата. Я также выяснил, что он представлял в предыдущем процессе Карен Келли, и потому понял, что он уже знаком с этим делом. Во мне затеплилась надежда.
Я все еще разбирался с планом дальнейших действий, когда Дарнелл позвонил в мой офис.
– Мистер Стивенсон, вы должны мне помочь! Меня арестовали сегодня утром и отвезли в тюрьму. Я только что вышел под залог.
– Что?!
– Я спросил их, что я такого сделал. Они сказали мне, что меня обвиняют в лжесвидетельстве. – В голосе Дарнелла слышался страх.
Неслыханное дело – предъявлять человеку обвинение в лжесвидетельстве без всякого расследования или убедительных доказательств, позволяющих установить, что было высказано ложное утверждение.
– В лжесвидетельстве? Основываясь на том, что вы рассказывали адвокатам Макмиллиана год назад? Следователи приходили побеседовать с вами или разговаривали с вами после того, как мы взяли у вас показания? Вы должны были дать мне знать, если кто-то с вами свяжется.
– Нет, сэр. Ко мне никто не обращался. Они просто приехали, арестовали меня и сказали, что меня обвиняют в лжесвидетельстве.
Я окончил разговор с Дарнеллом, шокированный и разозленный. Неслыханное дело – предъявлять человеку обвинение в лжесвидетельстве без всякого расследования или убедительных доказательств, позволяющих установить, что было высказано ложное утверждение. Просто полиция и обвинители узнали, что Дарнелл разговаривал с нами, и решили за это его наказать.
Через пару дней я позвонил новому окружному прокурору, чтобы договориться о встрече.
По дороге к Чепмену я решил дать ему шанс объяснить происходящее, вместо того чтобы гневно жаловаться на это безумие – предъявление человеку обвинения в лжесвидетельстве только потому, что он возразил свидетелю штата. Я решил придержать подачу стопки ходатайств до окончания нашего разговора. Это должна была быть моя первая встреча с человеком, имевшим отношение к преследованию Уолтера, и я не хотел начинать ее с гневных обвинений. Я позволил себе поверить, что люди, обвинившие Уолтера, просто были введены в заблуждение; возможно, некомпетентны. Я знал, что некоторые из них нетерпимы и склонны к злоупотреблениям, но, наверное, просто держался за надежду, будто их можно убедить передумать. Обвинение, предъявленное Дарнеллу, было тревожным сигналом того, что они готовы запугивать свидетелей и опускаться до угроз.
Суд округа Монро располагался в самом сердце центральной части Монровилля. Я въехал в городок, припарковался и вошел в здание, ища офис окружного прокурора. Когда мне единственный раз случилось побывать в этом суде месяцем раньше, я зашел за документами в кабинет секретаря суда, и она спросила, откуда я приехал. Когда я сказал, что из Монтгомери, женщина пустилась в долгий рассказ о том, как Монровилл обрел известность благодаря Харпер Ли и ее знаменитому роману. Она совсем меня заговорила.
– Вы читали эту книгу? Это замечательная история! Это знаменитый город. Старое здание суда превращено в музей, а когда снимали фильм, туда приезжал сам Грегори Пек. Вы непременно должны съездить и постоять на том самом месте, где стоял мистер Пек – в смысле, где стоял Аттикус Финч.
Она восторженно хихикала, хотя, как я подозреваю, каждый раз повторяла то же самое любому забредавшему в ее кабинет неместному адвокату. Женщина с энтузиазмом продолжала рассказывать мне эту историю, пока я не пообещал ей непременно побывать в музее, как только представится такая возможность. И удержался от объяснений, что я по уши занят работой над делом невиновного чернокожего, которого общество пытается казнить после преследования на почве расовых предрассудков.
«Осудив не того человека, нельзя ничего добиться. Сделал ли Макмиллиан что-то плохое – следует решать суду. А если суд несправедлив или если свидетели дали ложные показания, мы никак не можем узнать, виновен он или нет».
Во время этой поездки я был в ином умонастроении. Последнее, что меня интересовало, – это выдуманная история о правосудии. Я бродил по зданию суда, пока не нашел кабинет окружного прокурора. Представился секретарю, смерившей меня подозрительным взглядом, прежде чем направить в кабинет Чепмена. Он подошел, чтобы пожать мне руку.
Чепмен начал разговор такими словами:
– Мистер Стивенсон, с вами хотят встретиться многие люди. Я сказал им, что вы должны приехать, но решил, что нам с вами следует поговорить тет-а-тет.
