Майерс отбывал наказание в коррекционной тюрьме Сент-Клер в алабамском городке Спрингвилле, и мы с Майклом договорились о встрече с ним через три дня.
Мы с Майклом взяли себе за правило после работы по вечерам пробегать по паре миль, чтобы как-то расслабляться после рабочего дня, который постепенно становился все более длительным. В Монтгомери есть красивый парк, где проводится Шекспировский фестиваль, привлекающий в Алабаму известных на всю страну драматургов и актеров, которые исполняют пьесы Шекспира и показывают современные театральные постановки. Помещение театра со всех сторон окружают многие акры прекрасно ухоженной парковой земли с озерами и прудами. Есть там и несколько специальных дорожек для бега. В тот вечер на пробежке мы бо́льшую часть времени обменивались догадками о том, что скажет нам Майерс.
– Зачем Майерсу вздумалось звонить нам именно сейчас? – говорил Майкл. – Вот ты можешь себе представить, как приходишь в зал суда и на ровном месте изобретаешь историю, которая засадит невиновного человека в тюрьму для смертников? Не уверен, что Ральфу можно верить, что бы он там ни рассказывал.
– Что ж, может быть, ты и прав, – отвечал я, – но ему здорово помогли в составлении этих показаний. Помнишь ведь, они и Майерса посадили в тюрьму для смертников, чтобы запугать его и заставить выступить с этими заявлениями. Возможно, он и сейчас поддерживает контакт с властями штата, и это какой-то заговор, с помощью которого они пытаются сбить нас со следа.
До этой вечерней пробежки я не рассматривал такую возможность всерьез. И теперь снова думал о том, каким скользким типом показал себя Майерс во время следствия и суда.
– Нельзя давать Майерсу никакой информации – надо только взять ту, которая есть у него, – решил я. – Но мы должны поговорить с ним, потому что, если он откажется от своих показаний на суде, у штата не будет ничего против Уолтера.
Для Уолтера то, что человек, которого он в глаза не видел, мог так хладнокровно лгать о нем, было одним из самых расстраивающих обстоятельств всей этой истории.
Мы оба соглашались, что Майерс – в зависимости от того, что он хочет нам сказать, – мог бы радикально изменить ход дела. Мы значительно продвинулись в опровержении слов Билла Хукса; с появлением показаний Дарнелла Хьюстона и механика, нового свидетеля насчет состояния грузовика Уолтера, а также обнаруженного нами факта помощи, оказанной Хуксу правоохранителями, достоверность его показаний зияла сплошными дырами. Но получение отказа Майерса от прежних показаний было бы гораздо более серьезным шагом вперед. Абсурдные обвинения и домыслы Майерса были основой всего дела, состряпанного штатом.
Поскольку я читал показания Майерса и просматривал полицейское досье на него, я знал, что это человек с трагической жизненной историей и сложной личностью. Макмиллиан и его родственники называли Майерса «злом в чистом виде» за ту ложь, которую он рассказывал на суде. Для Уолтера то, что человек, которого он в глаза не видел, мог так хладнокровно лгать о нем, было одним из самых расстраивающих обстоятельств всей этой истории. Когда на следующий день Макмиллиан позвонил мне в офис, я рассказал ему, что нам звонил Майерс и что мы собираемся встретиться с ним. Уолтер предостерег меня:
– Он – тот еще змей. Будьте осторожны!
Два часа дороги – и мы с Майклом прибыли в тюрьму штата в Спрингвилле, в округе Сент-Клер. Она расположена в сельской местности к северо-востоку от Бирмингема, где ландшафт Алабамы становится скалистым и гористым. Эта тюрьма максимального режима безопасности построена позднее, чем Холман или Доналдсон (другие две тюрьмы с таким же режимом в Алабаме), но никому и в голову не пришло бы назвать Сент-Клер современным зданием. Мы с Майклом прошли досмотр службой безопасности на входе в тюрьму; охранник, обхлопавший нас с ног до головы, сказал, что работает в этой тюрьме три месяца и за этот срок впервые увидел здесь адвокатов «со стороны». Нас пропустили через несколько запирающихся металлических дверей в большую комнату, служившую местом для свиданий. Она выглядела типично: вдоль задней стены стояли торговые автоматы и маленькие прямоугольные столики, за которыми заключенные могли беседовать с членами семьи. Привычность декораций ничуть нас не успокоила. Мы с Майклом выложили на один из столиков ручки и блокноты и стали расхаживать по комнате, дожидаясь Майерса.
Когда он вошел в комнату, меня поразило то, насколько он состарился внешне. Волосы почти полностью поседели, из-за чего он казался хрупким и беззащитным. Кроме того, он оказался намного меньше ростом и более щуплым, чем я ожидал. Его показания причинили столько мук Уолтеру и его родственникам, что в моем воображении волей-неволей сложился образ этакого злого великана. Он сделал шаг в нашу сторону, но тут же резко остановился, увидев Майкла, и нервно выпалил:
– Это еще кто такой? Вы не говорили, что кого-то приведете с собой!
Майерс говорил с сильным южным акцентом. При ближайшем рассмотрении шрамы на лице придавали ему скорее жалкое, чем угрожающее или злодейское выражение.
– Это Майкл О’Коннор, – ответил я. – Он адвокат из моего офиса и работает вместе со мной по этому делу. Майкл просто помогает мне в расследовании.
– Ну мне говорили, что вам-то можно доверять. А о нем я ничего не знаю.
Я старался сохранять спокойствие. Я боялся, что, если буду казаться слишком заинтересованным или удивленным – да слишком каким угодно, – он может пойти на попятную.
– Клянусь вам, он хороший человек. – Я бросил взгляд на Майкла, который старался выглядеть достойным доверия, а потом снова повернулся к заключенному. – Пожалуйста, присаживайтесь.
Майерс скептически смерил Майкла взглядом, потом медленно опустился на стул. Я планировал разговорить его, дав понять, что нам просто нужна правда – ничего больше. Но не успел я еще ничего сказать, как Майерс одним духом выпалил:
– Я солгал. Все, что я говорил на суде над Макмиллианом, было ложью. Я из-за этого слишком часто мучился бессонницей и испытал слишком много боли. Я больше не могу молчать!
– Показания, которые вы дали на суде над Уолтером Макмиллианом, были ложью? – осторожно переспросил я.
Сердце мое колотилось, но я старался сохранять спокойствие. Я боялся, что, если буду казаться слишком заинтересованным или удивленным – да слишком каким угодно, – он может пойти на попятную.
– Все это было враньем. То, что я собираюсь рассказать, взорвет вам мозг, мистер Стивенсон! – Майерс драматически задержал на мне взгляд, прежде чем повернуться к Майклу: – И вам тоже, Джимми Коннорс.
Вскоре после начала разговора с Ральфом стало ясно, что он с трудом запоминает имена.
– Мистер Майерс, вы же понимаете, что мне понадобится, чтобы вы рассказали правду не только мне, но и суду. Вы готовы это сделать?
Я нервничал из-за того, что надавить на него пришлось так быстро, но необходимо было внести ясность. Мне не требовался театр одного актера.
