– О, меня уже угостили шоколадным коктейлем! Теперь у меня все в порядке.
Когда я заговорил с ним о слушании, он широко улыбался. Мы проговорили около часа, а потом настало время моей встречи с другим клиентом. Эйвери больше ни разу не задал мне вопроса о шоколадном коктейле. Мы добились для него нового слушания, а в итоге – освобождения из тюрьмы для смертников и перевода в медицинское учреждение, где он смог получать психиатрическое лечение. Того охранника я больше ни разу не видел; кто-то сказал мне, что он уволился вскоре после нашей с ним последней встречи.
11. Я улечу
Это была третья угроза взорвать бомбу за два месяца. Мы торопливо покинули офис и ждали приезда полиции. Все нервничали. Теперь у нас было пять поверенных, следователь и три администратора. Начали приезжать на короткую практику студенты-юристы, что обеспечивало нам дополнительную квалифицированную рабочую силу и особенно необходимую помощь в расследованиях. Но никто из сотрудников не давал согласия на жизнь под угрозой взрыва. Соблазн просто игнорировать эти звонки был велик, но двумя годами раньше Роберт «Робби» Робинсон – афроамериканец, адвокат по гражданским правам в Саванне, штат Джорджия – погиб, когда сработало взрывное устройство, присланное в его офис. Примерно в то же время в Бирмингеме был убит присланной по почте бомбой судья федерального апелляционного суда Роберт Вэнс. Считаные дни спустя третью смертоносную посылку доставили в адвокатскую контору по гражданским правам во Флориде, а четвертую – в зал суда в Атланте. Похоже, бомбист нападал только на юристов-профессионалов, связанных с борьбой за гражданские права. Нас предупреждали, что мы можем стать его мишенями, и неделю за неделей мы со всеми предосторожностями возили свои посылки в федеральный суд на рентгеновскую просветку, прежде чем вскрыть их. После всего этого бомбовые угрозы перестали быть просто дурацкой шуткой.
Все выбежали на улицу, пока мы обсуждали вероятность того, что бомба действительно взорвется. Звонивший, угрожая, в точности описал план здания. Шерон, наш администратор, в ответ выругала анонимного «шутника». Она была матерью двух маленьких детей, выросла в бедной деревенской белой семье и заявила ему прямо, без обиняков:
– Зачем вы это делаете? Вы нас пугаете!
Она рассказала мне, что по голосу этот мужчина показался ей человеком средних лет, южанином; но больше ничего о нем сказать не могла. «Я делаю вам одолжение, – говорил он угрожающе. – Я хочу, чтобы все вы перестали заниматься тем, чем занимаетесь. Прежде всего, я не хочу никого убивать, так что лучше убирайтесь оттуда немедленно! В следующий раз предупреждения не будет!»
Прошел месяц после слушания дела Макмиллиана. Когда раздался первый звонок с угрозами, звонивший бросался расистскими замечаниями и говорил, что надо преподать нам урок. Примерно в это время начались звонки с угрозами и мне домой. Вот слова одного из анонимов, довольно типичные: «Если ты думаешь, что мы позволим тебе помочь этому ниггеру выйти сухим из воды после того, как он убил ту девушку, то вас ждет другой разговор. Вы оба будете мертвыми ниггерами!»
Хотя я и занимался в то время и другими делами, я был уверен, что все эти звонки были реакцией на дело Макмиллиана. Перед слушанием мы с Майклом несколько раз замечали слежку, когда вели расследование в округе Монро. Какой-то человек позвонил мне однажды поздним вечером и сказал, что ему предложили кучу денег за то, чтобы он убил меня, но он сказал, что не станет этого делать, потому что уважает то, чем мы занимаемся. Я вежливо выразил ему благодарность за поддержку. Трудно было понять, насколько серьезно стоит воспринимать все эти события, но они определенно действовали на нервы.
После того, как мы покинули здание, приехавшие полицейские прочесали офис с собаками. Взрывное устройство обнаружено не было, и когда прошло полтора часа, а здание так и не взлетело на воздух, все мы гуськом потянулись обратно на места. Нам нужно было делать свою работу.
«Если ты думаешь, что мы позволим тебе помочь этому ниггеру выйти сухим из воды после того, как он убил ту девушку, то вас ждет другой разговор. Вы оба будете мертвыми ниггерами!»
Спустя пару дней я получил «бомбу» иного рода – на сей раз в виде телефонного звонка из офиса секретаря суда округа Болдуин. Секретарь позвонила и сообщила, что судья Нортон вынес постановление по делу Макмиллиана, и ей нужен номер моего факса, чтобы выслать мне копию. Я дал ей номер и пристроился напротив факсового аппарата, сидя как на иголках. Когда машинка выплюнула всего три листа бумаги, я встревожился.
Эти страницы содержали кратко сформулированное постановление судьи Нортона, отказывавшее Уолтеру в освобождении. Оно меня скорее разочаровало, чем сокрушило. Я подозревал, что реакция судьи Нортона будет именно такой. При всем его интересе, проявленном во время слушания, он никогда не казался мне особенно заинтересованным в решении основного вопроса: виновен Уолтер или невиновен. Его роль заключалась в сохранении статус-кво: он был стражем системы, которая вряд ли пожелала бы опровергнуть собственный предыдущий приговор, даже если имелись убедительные доказательства невиновности.
Удивляло другое: то, насколько поверхностным, пустым и незаинтересованным был текст на этих двух с половиной страничках судебного постановления. Судья упомянул свидетельство Ральфа Майерса – но ни словом не обмолвился ни об одном из законных требований, предъявленных нами, ни разу не сослался на показания других свидетелей, коих было больше десятка. В сущности, во всем этом постановлении не было ни единой ссылки на прецедентное право:
Есть достаточно доказательств того, что на Ральфа Майерса оказывалось давление после его показаний, данных в первоначальном суде, которые могут дискредитировать его отказ от этих показаний.
«Ральф Майерс предстал перед этим Судом, поклялся говорить правду и отрекся от большинства, если не всех, существенных составляющих своих показаний в суде первой инстанции. Очевидно, что Ральф Майерс либо лжесвидетельствовал на суде первой инстанции, либо лжесвидетельствовал перед этим Судом.
При принятии этого решения были рассмотрены следующие вызывающие обеспокоенность вопросы: поведение свидетеля; возможность свидетеля ознакомиться с фактами, о которых он свидетельствовал в ходе судебного разбирательства; обоснование, изложенное свидетелем для его показаний на первом судебном разбирательстве; обоснование, изложенное обвиняемым, для его отказа от прежних показаний; доказательства внешнего давления, оказанного на свидетеля до и после как судебного разбирательства, так и отказа от показаний; действия свидетеля, которые подтверждали его показания в суде первой инстанции, и действия свидетеля, которые подтверждают его отказ от прежних показаний; доказательства, представленные в суде, противоречащие показаниям свидетеля в деталях, и, в силу характера этого дела, любые доказательства из любого источника, касающиеся неспособности свидетеля знать факты, о которых он свидетельствовал в суде.
Поскольку первое разбирательство этого дела проводилось в присутствии достопочтенного Р. Э. Л. Кея, выездного судьи, ныне вышедшего в отставку, у этого суда не было возможности сравнить поведение свидетеля во время дачи показаний в суде первой инстанции и его отказа от прежних показаний.
