По прибытии в Санта-Розу я не встретил среди персонала тюрьмы ни одного человека с небелым цветом кожи, хотя 70 процентов мужчин-заключенных были чернокожими или смуглокожими. Это несколько необычно: в других тюрьмах я часто встречал цветных сотрудников. Меня подвергли сложному процессу досмотра и допуска и вручили пейджер, который надо было активировать, если мне будет что-то угрожать или возникнут проблемы во время пребывания в тюрьме. Далее меня сопроводили в помещение примерно 12 на 12 метров, где понуро сидели более двух десятков заключенных, мимо которых то и дело сновали люди в форме охранников.
В углу стояли три металлические клетки – высотой 180 см, площадью никак не больше чем 120×120 см. За все годы, что ездил по тюрьмам, я еще никогда не видел настолько маленьких клеток, используемых для содержания заключенного внутри тюрьмы строгого режима. И это вызвало у меня недоумение: какую такую опасность могли представлять люди в клетках, что им нельзя было сидеть вместе с другими заключенными на скамьях? В первых двух стояли молодые люди. В третьей, засунутой в самый дальний угол, сидел щуплый мужчина в инвалидной коляске. Его кресло развернули так, чтобы он сидел лицом к стене и не мог смотреть внутрь помещения. Я не видел лица, но сразу догадался, что это Джо. Сотрудник исправительного учреждения то и дело входил в комнату и выкрикивал какую-нибудь фамилию, после чего один из мужчин поднимался со скамьи и следовал за сотрудником по коридору туда, где ему предстояла встреча с заместителем начальника тюрьмы или кем-нибудь другим. Наконец, сотрудник объявил: «Джо Салливен, свидание с адвокатом!» Я подошел к нему и сказал, что я и есть тот адвокат, у которого назначена встреча. Он подозвал двух охранников, которые подошли к клетке Джо и отперли ее. Клетка была настолько мала, что когда они попытались вытащить коляску Джо, ее выступающие части намертво застряли в прутьях.
Я стоял и в течение нескольких минут наблюдал, как все больше охранников втягивались в эти все более рьяные попытки высвободить коляску Джо из тесной клетки. Они дергали кресло кверху. Потом налегали на ручки, отрывая передние колеса от пола, но это тоже не помогло. Они тащили коляску с громким рыком и пытались высвободить ее силой, но она не поддавалась.
Двое «надежных» заключенных, которые в это время мыли пол, оторвались от своего занятия, чтобы понаблюдать, как охранники мучаются с коляской и клеткой. Наконец они вызвались помочь, хотя никто их об этом не просил. Охранники безмолвно приняли предложенную помощь, но ни те ни другие не могли придумать решение. Сотрудники тюрьмы все больше раздражались из-за своей неспособности вызволить Джо из клетки. Посыпались предложения воспользоваться плоскогубцами, ножовками, уложить клетку набок вместе с Джо. Кто-то предложил попробовать вытащить Джо из клетки без коляски, но там было так мало места, что никто не мог войти внутрь, чтобы вынести его.
Я спросил охрану, почему он вообще сидит в клетке, на что получил резкий ответ:
– «Пожизненник». Все «пожизненники» должны перемещаться согласно протоколам повышенной безопасности.
Пока длилась вся эта возня, я не видел лица Джо, но слышал, что он плачет. Время от времени он тоненько скулил, его плечи ходили ходуном. Когда раздалось предложение уложить клетку набок, он громко застонал. Наконец, заключенные предложили приподнять клетку и слегка наклонить ее, и все согласились попробовать этот вариант. Они вдвоем приподняли и наклонили тяжелую клетку, а три охранника дружно и сильно дернули коляску и наконец высвободили ее. Они радостно хлопнули друг друга по ладоням, заключенные молча отошли в сторону, а Джо остался сидеть посреди помещения, уставившись на собственные ноги.
Он сказал, что, если когда-нибудь выйдет из тюрьмы, хочет стать репортером, чтобы «рассказывать людям, что происходит на самом деле».
Я подошел к нему и представился. Его лицо было залито слезами, глаза покраснели и припухли, но он поднял на меня взгляд и восторженно захлопал в ладоши.
– Да! Да! Мистер Брайан! – Он улыбнулся и протянул мне обе руки, которые я осторожно пожал.
Я сам перевез Джо в тесный кабинет, чтобы поговорить. Он продолжал тихо радоваться и возбужденно хлопать. Мне пришлось поспорить с сопровождающим охранником, чтобы получить разрешение закрыть дверь и переговорить с Джо конфиденциально. Наконец тот уступил. Казалось, Джо немного расслабился, когда я закрыл дверь. Несмотря на ужасающий старт нашей встречи, он был необыкновенно жизнерадостен. Я не мог избавиться от ощущения, будто разговариваю с маленьким ребенком.
Я рассказал Джо, как нас расстроило, что штат уничтожил биологические улики, которые позволили бы доказать его невиновность с помощью анализа ДНК. Мы выяснили, что за прошедшие годы и жертва, и один из его бывших подельников умерли. Другой подельник не желал ничего рассказывать о том, что случилось на самом деле, и из-за этого было невероятно трудно оспорить осуждение Джо. Затем я изложил нашу новую идею – оспорить его приговор как антиконституционный: это был еще один возможный вариант его возвращения домой. Джо отвечал улыбкой на все мои объяснения, хотя было ясно, что он ничего в них не понимает. У него на коленях лежал большой блокнот, и когда я закончил, он сказал мне, что подготовил вопросы к нашей встрече.
Все время нашего разговора я не мог отделаться от мысли, что Джо испытывает гораздо больший энтузиазм и волнение от встречи, чем я ожидал, учитывая его историю. Рассказывая мне о том, что подготовил вопросы, он буквально кипел эмоциями. Он сказал, что, если когда-нибудь выйдет из тюрьмы, хочет стать репортером, чтобы «рассказывать людям, что происходит на самом деле». И с огромной гордостью заявил, что готов начать интервью.
– Джо, я с радостью отвечу на ваши вопросы, – заверил я. – Задавайте!
Он стал читать с некоторым трудом:
– У вас есть дети? – и выжидающе посмотрел на меня.
– Нет, у меня нет детей. Но есть племянники и племянницы.
– Какой ваш любимый цвет? – Он снова предвкушающе улыбнулся.
Я хмыкнул, поскольку любимого цвета у меня нет, но мне хотелось что-то ему ответить:
– Коричневый.
– Ладно, мой последний вопрос – самый важный. – Он быстро взглянул на меня своими большими глазами и улыбнулся. Потом посерьезнел и прочел вопрос: – Кто ваш любимый персонаж из мультфильмов? – Когда Джо снова взглянул на меня, его лицо сияло. – Пожалуйста, отвечайте честно. Мне очень нужно это знать.
Я не смог ничего придумать, и мне пришлось сделать некоторое усилие, чтобы продолжать улыбаться:
– Ого, Джо! Ну и вопрос! Вот честное слово – не знаю. Можно мне подумать над ответом и потом сообщить его вам? Я пришлю его в письме.
Он с энтузиазмом закивал.
В следующие три месяца на меня хлынула лавина написанных корявым почерком писем, чуть ли не по письму в день. Эти письма обычно представляли собой короткие предложения, описывавшие, что Джо сегодня ел или какую программу смотрел по телевизору. Иногда это просто были два-три стиха из Библии, которые он переписал. Он каждый раз просил меня ответить ему и сообщить, выправляется ли его почерк. Иногда в этих письмах была всего пара слов или один-единственный вопрос – например: «У вас есть друзья?»
