Это новое направление, связанное с вопросами расы и бедности, заряжало меня невероятной энергией. Оно тесно переплетено с нашей работой над вопросами уголовной юстиции; полагаю, очень многие из худших идей в правосудии пропитаны мифами о расовых различиях, которые до сих пор не дают нам покоя. Я считаю, что в американской истории есть четыре института
{152}, которые сформировали наш подход к расе и правосудию, но остались в основном недопонятыми. Первым из них, разумеется, было рабство. За ним последовало царство террора, которое формировало жизни людей с небелым цветом кожи после коллапса Реконструкции и вплоть до Второй мировой войны. Пожилые цветные на Юге периодически подходили ко мне после выступлений, чтобы пожаловаться, какое их охватывает чувство протеста, когда они слышат, как комментаторы новостей после 11 сентября разглагольствуют о том, что мы в США имеем дело с «домашним терроризмом» впервые за всю историю.
Пожилой афроамериканец как-то раз сказал мне в сердцах:
– Заставьте их перестать так говорить! Мы иначе как в терроризме и не жили никогда. Полиция, Ку-клукс-клан, да вообще любой белый мог нас терроризировать. Нам приходилось опасаться бомб и линчеваний, расового насилия всех видов и форм.
Расовый терроризм линчевания во многих отношениях породил современную смертную казнь. Готовность Америки к «скоростным» казням была отчасти попыткой перенаправить в другое русло насильственную энергию линчевания, одновременно заверяя белых южан, будто черные все равно расплатятся по самой высокой цене.
Аренда труда приговоренных была введена в конце XIX века с целью криминализировать бывших рабов и осуждать их за бессмысленные правонарушения, чтобы освобожденных мужчин, женщин и детей можно было «сдавать в аренду» бизнесу и снова эффективно принуждать к рабскому труду. Частная промышленность во всей стране зарабатывала миллионы долларов на труде свободных осужденных, в то время как тысячи афроамериканцев умирали в чудовищных условиях труда. Эта практика повторного закабаления была настолько широко распространена в некоторых штатах, что о ней была написана книга Дугласа Блэкмона «Рабство под другим названием» (Slavery by Another Name), удостоенная Пулитцеровской премии. Но большинство американцев плохо осведомлены об этой практике.
В эпоху террора люди с небелым цветом кожи могли допустить сотни разных социальных проступков или случайно оскорбить кого-то, и это могло стоить им жизни. Расовый террор и постоянные угрозы, создаваемые подкрепленной насилием расовой иерархией, глубоко травмировали афроамериканцев. Варясь в этой психологической реальности, люди впитывали и создавали всевозможные искажения и трудности, которые и сегодня проявляют себя самыми разными способами.
Третий институт – «законы Джима Кроу». Это легализованная расовая сегрегация и подавление основных прав, которые определяли эру американского апартеида. Это период исторически менее отдаленный, признаваемый нашим национальным сознанием, но и его по-прежнему не очень хорошо понимают. Мне кажется, мы скоры на радость в связи с достижениями движения за гражданские права, но не торопимся признавать вред, нанесенный в эту эпоху. Мы не готовы решиться и начать процесс признания истины и примирения, в котором людям будет позволено вслух говорить о трудностях, созданных расовой сегрегацией, расовой субординацией и маргинализацией. Я родился в то время, когда клеймо расовой иерархии и «законы Джима Кроу» имели реальные последствия. Это были правила поведения и определенные реакции на ряд возмутительных несправедливостей, которых обязаны были придерживаться мои старшие родственники. В связи с этим я много думал о том, как накапливаются в душе ежедневные унижения и оскорбления.
Разумеется, случаются и невинные ошибки, но накопленные оскорбления и возмутительные факты, вызванные расовыми предрассудками, деструктивны настолько, что это трудно измерить.
Наследие расовой дискриминации со стороны правоохранительных органов влечет за собой многие из тех же осложнений. Работа над делами несовершеннолетних в разных штатах страны означала, что я часто оказывался в судах и общинах, где никогда не бывал раньше. Однажды я готовился к слушанию в суде первой инстанции на Среднем Западе и сидел за столом защиты в пустом зале; слушание еще не началось. Я был одет в темный костюм, белую рубашку и галстук. Распахнулась дверь в задней части зала, и вошли судья и прокурор; они над чем-то смеялись.
Когда судья увидел, что я сижу за столом защиты, он резко бросил мне:
– Эй, тебе не следует быть здесь без защитника. Выйти вон и жди в коридоре, пока не придет твой адвокат.
Я поднялся с места, широко улыбнулся и сказал:
– О, прошу прощения, ваша честь, мы с вами не знакомы! Мое имя – Брайан Стивенсон, я адвокат по делу, по которому назначено слушание сегодня утром.
Судья рассмеялся над своей ошибкой, прокурор ему вторил. Я заставил себя тоже посмеяться, ведь я не хотел, чтобы моему юному клиенту, белому ребенку, которому предъявили обвинение как взрослому, каким-то образом навредил конфликт, возникший между мной и судьей перед самым слушанием. Но этот эпизод привел меня в уныние. Разумеется, случаются и невинные ошибки, но накопленные оскорбления и возмутительные факты, вызванные расовыми предрассудками, деструктивны настолько, что это трудно измерить. Когда тебя постоянно подозревают, обвиняют, наблюдают за тобой, сомневаются в тебе, не доверяют, заранее считают виновным и даже боятся, это – бремя цветных людей. Его невозможно понять, на него нельзя посмотреть ясным взглядом без серьезного и глубокого обсуждения всей истории расовой несправедливости.
Четвертый институт – массовое тюремное заключение. Посещение любой тюрьмы вызывает глубокое недоумение, если разбираешься в расовой демографии Америки. Крайнее доминирование людей небелого цвета кожи, диспропорциональное вынесение приговоров расовым меньшинствам, целенаправленное преследование за преступления, связанные с наркотиками, в малообеспеченных сообществах, криминализация новых иммигрантов и людей без документов, побочные последствия лишения избирательного права и «входные барьеры» – все это можно полностью понять, только глядя сквозь призму нашей расовой истории.
Так приятно было наконец заняться некоторыми из этих проблем в нашем новом проекте и четким языком говорить о трудностях, созданных расовой историей и структурной бедностью! Разработанные нами материалы собирали позитивные отзывы, и я надеялся, что мы, возможно, сумеем организовать противодействие замалчиванию этой трудной истории расовой несправедливости.
А еще меня воодушевляли наши новые сотрудники. Теперь к нам стремились молодые, одаренные, обладающие выдающимися навыками юристы со всех концов страны. Мы начали программу для выпускников колледжей, которые работали в EJI в качестве стажеров (*Justice s). Наличие большего штата сотрудников, состоявшего из очень талантливых людей, давало нам возможность отвечать новым непростым требованиям, предъявляемым уже намного более обширным списком наших дел.
