Ацтек произнес слова приветствия. Кортеса не удивило, что абориген обратился к нему на ломаном испанском языке. Конкистадор подумал, что туземец прибыл с Эспаньолы, а тамошние жители за два десятилетия освоили язык завоевателей.
– Слушаю тебя. – Кортес позволил говорить человеку с необычной внешностью.
– Я хотел бы, если позволишь, добавить золота в твою сокровищницу.
– Вот как?! – Желание необычного посетителя удивило, так как ацтеки сделали все, чтобы завоевателям не досталось ничего ценного. – И много?
– Столько, сколько сможет поместиться в три таких мешка, – ацтек указал на походный мешок испанского солдата.
– Наверное, это немало. Однако мне больше нравится число пять, – начал торговаться Кортес, еще не имея представления о предмете сделки.
– С удовольствием доставил бы пять, но боюсь, не удастся найти такое количество золота, – признался незнакомец. – Я прошу благородного идальго согласиться на четыре.
– Торговаться умеешь. Ты, часом, не купец?
– Нет. Я просто сказал правду.
– Если это не подарок, то от меня требуется что-то взамен? – Кортес решил: пора узнать, что от него желают получить.
– Для тебя эта вещь совершенно ничего не значит. Вместе с добычей из сокровищницы нашего правителя к тебе должно попасть одеяние, весьма для нас ценное, – произнес гость, впутав в речь несколько французских слов. Впрочем, Кортес его понял.
– В чем же его ценность?
– Наш народ почитает его как одеяние Бога.
– Был бы рад тебе помочь, но сокровищница оказалась совершенно пустой, – с сожалением, но столь же честно, признался Кортес. – Ты можешь взять из одежды все, что найдешь в этом дворце.
– Благодарю тебя, почтенный господин, – грустно промолвил индеец, – нам нужна только та одежда, и ничего более. Понимаю, что тебе надобно золото, но ацтеки не дадут ничего, даже если с их живого тела будут снимать кожу.
Откровенность не разозлила Кортеса, он привык уважать чужое мужество.
– Как выглядит это одеяние? – без особой надежды спросил конкистадор.
– Оно совершенно белое – подобного одеяния не найдется во всем Теночтитлане, – уточнил ацтек.
Внезапно Кортеса осенило. Он взял за руку Педро де Альварадо и отвел в сторону. Конкистадоры некоторое время вели беседу – столь тихо, что не было слышно посторонним; затем Альварадо вышел. Кортес хранил молчание вплоть до возвращения соратника, как, впрочем, и все, находившиеся в зале.
Альварадо вернулся с одеждой поразительной белизны. Именно это одеяние находилось в сокровищнице дворца, принадлежавшего отцу Монтесумы. Дверь в нее была случайно обнаружена испанцами два года назад при возведении часовни. Перед «Ночью печали» Кортес опустошил сокровищницу, а это одеяние бросил в угол – там оно благополучно покоилась до сегодняшнего дня. Кортес усмехнулся: оказывается, он выбросил самую ценную вещь. Благо, он, как и все великие завоеватели, обладал феноменальной памятью, и ни одна вещь, оказавшаяся перед его взором, не могла навсегда исчезнуть из кладовой его знаний.
Глаза индейца вспыхнули благоговейным огнем, едва Альварадо переступил порог комнаты. Видеть невозмутимого мужественного ацтека в таком состоянии было непривычно.
Эрнан Кортес долго вертел в руках одеяние, выворачивал его наизнанку и снова обратно. Конкистадор надеялся найти на одежде какие-нибудь письмена, указывающие на зарытые клады; он искал начертанные линии, которые могли явиться индейской картой. Ничего подобного не было, хотя индейские одежды часто пестрели непонятными знаками. Белоснежная материя была девственно чиста, не имелось даже складок от длительного лежания.
– Странно. Подобное одеяние я встречал у иудеев, но откуда ему взяться здесь? Индейцы не носят одежд из такой ткани.
– Я же сказал: эта вещь принадлежала Бога, и ты не мог видеть ничего похожего на земных людях, – терпеливо пояснил индеец. – Согласись, для тебя она ничего не значит, а четыре мешка золота могут сделать многое.
– Ты прав. Одеяние твоих богов мне ни к чему. А за доставленное золото я построю храм нашему Господу. Надеюсь, он простит мои грехи, коих накопилось немало.
Присутствовавшие на приеме сеньоры с насмешкой и презрением смотрели на туземца, готового доставить состояние, равного которому на данный момент не имелось и в казне Кортеса. И все это лишь за кусок непонятной материи, за одежду, которую гордые идальго не стали бы надевать и перед тем, как лечь в кровать!
Лишь молодой человек, ликом весьма похожий на Кортеса, с величайшим интересом смотрел на необычного индейца, явившегося с необыкновенным предложением. Восхищением сияло лицо юноши, он даже не пытался его скрывать. Соотечественники не поняли бы такого проявления чувств к малоумному индейцу и могли счесть юношу сумасшедшим. Молодой человек и сам не мог понять, какая сила влекла к ацтеку, презираемому всеми. К его счастью, внимание присутствующих было направлено не на него. Испанцы потешались над глупым индейцем, и почему-то богатым, а тот, в свою очередь, внимательно изучал взглядом Кортеса. Казалось, он желал увидеть, какое количество подлости и благородства покоятся в душе бесстрашного завоевателя.
– Осмелюсь попросить дать слово испанского дворянина, что ты готов совершить обмен одеяния на четыре мешка золота, и условия никогда не поменяются. – Печальная судьба Монтесумы заставила индейца прибегнуть к этой весьма шаткой предосторожности. Хотя шансов она давала немного, коль испанец собирался возвести храм, за который Господь, по его замыслу, отпустит все большие грехи и малые прегрешения.
Настойчивость ацтека породила сомнение в душе Кортеса: испанцу показалось, что он готовится потерять нечто весьма ценное. То ли играя с гостем, то ли размышляя, завоеватель произнес:
– А надо ли мне твое золото, коего у меня в скором времени будет предостаточно?
И тут засуетился Педро де Альварадо:
– Эрнан, что ты говоришь?! Золота много не бывает! Этот дикий народ поклоняется вещам, деревьям, горам, так пусть заберет и эту одежду. Поверь, это будет самая выгодная сделка из совершавшихся на земле.
– Хорошо, – после некоторых колебаний согласился Кортес, – я обещаю передать тебе одежду за четыре мешка золота. Через три дня, в это же время.
Бастард
У входа в жилище Эрнана Кортеса голубоглазого индейца дожидалась дюжина сопровождающих. Все радостно загалдели, едва их посланец произнес несколько слов.
– Прочь! Пошли прочь! – выражение радости не понравилось стражникам.
Индейцы послушно удалялись от дворца Кортеса и тут услышали за собой торопливые шаги догоняющего человека. Юноша, присутствовавший во время разговора с конкистадором, спешил явно к ним. Впрочем, из всей толпы его интересовал туземец с более светлым лицом и голубыми глазами. На него был направлен любопытный взор:
