Эта деревня оказалось последней, где люди Тоноака рассчитывали хоть что-то получить. Была собрана только половина выкупа.
Храм в пещере
На третий день путешествия Тоноак и его спутники направились в горы. Через поросший кустарником вход они проникли в заброшенную каменоломню. Из укромного места Тоноак извлек факел и поджег его. Ацтеки долгое время блуждали по сложным лабиринтам. В один момент Диего подумал, что он не сможет самостоятельно найти обратную дорогу. Но вот Тоноак остановился и принялся ощупывать стену. Внезапно из нее вышла каменная дверь, и человек с факелом первый вошел внутрь открывшегося проема.
– Никогда бы не догадался искать здесь дверь, – только и смог промолвить Диего.
– Мои предки умели хранить свои тайны. Помещение было сооружено вскоре после того, как тамплиеры появились на этой земле. Здесь находятся книги, документы, некоторое имущество – все, что предки посчитали нужным спасти от гибели.
От факела зажгли свечи на стенах. В их бликах замерцали красные кресты тамплиеров. Стены были украшены фресками с изображением последних часов жизни Иисуса.
– Мы в храме?! – Диего не переставал удивляться.
– Да. Со временем эта комната превратилась в церковь.
Нечто необычное испанец увидел в облике Иисуса. Но понял причину не сразу:
– Господь похож на здешних жителей?!
– Таким явился Его образ нашему искуснейшему художнику – Куотли. Заметь еще одну удивительную вещь: он изобразил Иисуса в хитоне, который нам предстоит забрать, хотя никогда подобной одежды не видел, – пояснил Тоноак. – А теперь помолимся, братья!
Голубоглазый ацтек занял место на алтаре. Его речь звучала на местном наречии, сын Кортеса коленопреклоненно молился по-испански. Закончив мессу, ацтеки сдвинули плиту за алтарем, а под ней, в нише, показались серебряные, золотые браслеты, чаши, монеты.
– Часть нашей церковной казны составляют деньги, привезенные тамплиерами, другая часть – пожертвования новых христиан сей земли, – пояснил Тоноак. – Этого должно хватить.
Диего взял в руку золотую монету и произнес:
– Это старинный ливр Филиппа Красивого. Его нельзя использовать для выкупа.
– Он не настоящий? – встревожился ацтек.
– Нет. Монета из чистого золота, хотя Филипп имел наглость разбавлять благородный металл медью, и до сих пор встречаются порченые монеты.
– Тогда что?
– Старинные французские монеты вызовут множество вопросов у Кортеса, и, боюсь, ты не сможешь на них ответить. Поверь, мой отец не глуп.
– Попробуем обойтись без монет, – неуверенно произнес Тоноак.
Ацтеки принялись грузить золото в мешки. Последние два оказались неполными.
– Можно переплавить монеты, – вслух размышлял ацтек. – Но мы не успеем в срок. Что, если попросить отсрочку у твоего отца?
– Не самое лучшее решение… – засомневался Диего. – Мой отец – хозяин своего слова, может его дать, может забрать. И забрать не только обещание, но и ваше золото – появится хороший повод. Лучше произвести обмен в назначенный срок.
Испанец переложил несколько вещей из первых двух, наполненных доверху, мешков в соседние:
– По крайней мере, они стали одинаковыми.
Взгляд Диего упал на большую серебряную чашу, с выгравированными на ней рисунками из жизни ацтеков:
– Если эта чаша не слишком вам дорога, то можно присоединить ее к выкупу. Уверен, Кортесу она придется по нраву.
– Чашу возьмем, конечно. Мы готовы отдать все, только бы вернуть хитон.
Сборы были закончены. Перед дорогой ацтеки решили подкрепиться маисовыми лепешками, а заодно отдохнуть. Они расположились на небольшой поляне, прикрытой со всех сторон густым кустарником.
Сын Кортеса и потомок тамплиера – столь разные люди – стали друзьями за эти три дня. Разговор, начатый в первый день знакомства, продолжился сам собой.
– Диего, я думаю, ты желаешь узнать, каким образом хитон Спасителя оказался в здешних местах?
– Конечно, – воскликнул испанец, – но это твоя тайна, и я не имел права приставать с расспросами. Я решил, что ты сам откроешь ее, когда сочтешь возможным.
– Мне необходимо рассказать тебе все, – признался Тоноак. – Ведь неизвестно, чем закончится визит к Кортесу. Он жесток и не считает пролитие крови ацтеков преступлением или грехом. Возможно, в живых останешься только ты.
– Я не позволю отцу поступить подло! – с жаром воскликнул юноша.
– Спасибо, друг! – Глаза расчувствовавшегося ацтека стали влажными. – История хитона длинна, когда-нибудь я расскажу ее подробнее… После казни Иисуса и двух разбойников, одежда досталась палачам. По обычаю они разделили вещи казненных, но хитоном владеть никто не осмелился. Последнюю земную одежду Господа передали Богородице. Ей же Господь повелел передать хитон Понтию Пилату, как Дева Мария и поступила.
– Прокуратору Иудеи, который Его судил?! Невероятно…
– Понтий Пилат искренне раскаялся в своем поступке и уверовал в Господа всей душой. Но он бесконечно мучился за совершенное деяние и думал, что после суда над Иисусом не имеет права оставаться среди живых. Даже у самого грешного человека должна быть надежда на милость Божью – наверное, это желал сказать Иисус, передавая ему хитон.
Потомки Понтия Пилата тысячу лет владели святыней; она спасала в суровые времена, укрепляла веру, помогала некоторым из них избежать преждевременной смерти. Но вот из длинной цепи наследников прокуратора остался один-единственный человек, и не было у него ни сына, ни дочери, ни надежды их иметь. Его звали также Понтий. В это время Иерусалим оказался под властью христиан. Понтий познакомился с первым магистром ордена Храма, который вдохновенно искал хоть что-то, связанное с земной жизнью Иисуса. Они подружились. Потомок Пилата убедился, что тамплиеры, которые взяли на себя благородную миссию – сопровождение паломников к святым местам, – достойны хранить величайшую святыню. Так хитон Спасителя оказался у рыцарей Храма.
Последняя одежда Иисуса, как ни странно, не смогла найти свое место среди людей. Слишком многие хотели обладать хитоном; его пытались украсть, тамплиером приходилось спасать святыню и от мусульман, и от христиан. Хитон стал сокровенной тайной, только высшим руководителям ордена было известно о его существовании. А ведь он мог привлечь к Господу множество сердец! Все было не так, но я не знаю, как должно быть правильно, – сокрушался Тоноак. – Тот мир был несовершенен, и, похоже, он не намного лучше королевства Монтесумы с его отрубленными головами, принесенными в жертву несуществующим богам.
Бежавшим из Франции тамплиерам удалось перевезти хитон на Новую землю. Здесь белых людей встретили с почетом, приняв за посланцев богов… Но богов собственных… Рассказы тамплиеров об Иисусе не нашли отклика в сердцах аборигенов. Как я уже говорил, монахи умерли, когда пришел черед окончиться их жизни. Лишь одному, самому молодому среди них, было велено вступить в брак с местной девушкой, которая его полюбила. У Этьена де Вилье – так звали моего предка – и его жены – Китлали – родился сын.
