– Работа еще не закончена. Мы стоим на подушке из песка, которую насыпали древние иудеи, прежде чем начать фундаментную кладку. Думаю, есть смысл извлечь песок до тех пор, пока мы не доберемся до земли, лишенной следов деятельности человека, – посоветовал иудей несколько разочарованному тамплиеру.
Расчистка дна колодца продолжилась. На пятый день магистр, в самом возбужденном состоянии, словно ураган, ворвался в хижину Понтия:
– Есть! Нашли камень с письменами!
От такого известия возбужденность магистра мгновенно передалась иудею. Он бросился к Храмовой горе, оставляя позади себя Гуго де Пейна.
Массивный камень уже вытащили на поверхность и смели с него песок. Иудейские слова сохранились на нем так отчетливо, словно были выгравированы вчера. Понтий, видевший множество камней с надписями, полуразрушенными лишайниками, дождем, солнцем и ветром, весьма обрадовался сохранности текста. Хотя это обстоятельство не должно было вызвать удивления, поскольку толща земли надежно сохраняла письмо на камне от всего, что могло его повредить. Вслух иудей удивился другому обстоятельству.
– Воистину мудр Соломон. Не для тех он оставил послание, что придут за камнями, но для тех, кто, убрав камни, будут искать знание! – восхитился далеким царем Понтий, хотя не меньшего уважения заслуживал и сам иудей, призвавший не останавливаться на извлечении камней фундамента.
– Мы нашли Скрижали Завета?! – высказал догадку тамплиер.
– Нет. Боюсь, Господь испепелил бы нас, если б это были они, – ответил Понтий.
– Но что же там?
– Будь терпелив. Язык Соломона несколько отличается от нынешнего, мне нужны время и тишина.
– Отнесите камень в мою комнату, – распорядился магистр.
Много времени образованному иудею не понадобилось.
– Ты благоразумно поступил, когда приказал убрать камень подальше от глаз людских. То, что на нем написано, может многое изменить в нашем мире. По крайней мере, мое представление о крае земли стало другим. Тебе решать, будут ли слова царя известны всему миру, либо останутся тайной немногих.
– Да что же там написано?! – Терпение магистра закончилось.
– Царя Соломона более всего волнует судьба созданного им детища, но людей будет интересовать совсем иное в его послании. «Ты читаешь мое письмо, значит, храм разрушен, – пишет он. – Надеюсь, коль этот камень увидел свет, то новый храм восстанет из праха. Нашедший мой камень, ты должен строить свой храм, и Господь поможет в делах твоих. Деньги на храм я, царь Соломон, взял в далекой, никому не ведомой земле. Плыть к ней надо семьдесят пять дней – туда, где солнце в конце дня соединяется с землей. Там много золота и серебра, там есть люди, и они не знают Бога».
Магистр прикоснулся к согревшемуся под иерусалимским солнцем камню и долго смотрел на непонятные иудейские письмена, словно пытаясь найти что-то, чего не досказал Понтий.
«Построить храм? Выполнить приказ царя, жившего почти две тысячи лет назад?! Царя иудеев… но он библейский царь, одаренный мудростью самим Господом… Для кого храм? Для иудеев?» – Мысли путались в голове Гуго де Пейна.
Монах из несуществующего монастыря
Послание царя Соломона отняло покой Гуго де Пейна если не навсегда, то надолго. Неведомая земля манила к себе в мыслях и часто приходила во снах. Какие-то совершенно непохожие ни на один народ – европейский или азиатский – загорелые мужчины и женщины собирали в плетеные корзины диковинные фрукты, когда у магистра смыкались глаза. Он видел в своих снах богатые города, видел рынки, на которых грудами лежали украшения из серебра и золота.
Он еще сомневался в существовании земли на закате солнца и одновременно страстно мечтал достичь ее. Он лишь изредка думал о постройке храма – просьбе царя Соломона, магистр не был уверен, что камень послан далеким иудейским царем, но продолжал видеть во сне и наяву полные чудес далекие страны.
Гуго де Пейн понимал, что даже если б он был убежден в реальности приходящих к нему картинок, то чтобы все проверить, требуется снарядить хотя бы один корабль. И выдержать такое плавание способно самое лучшее судно, а не те, что возят пилигримов из Бриндизи в Палестину. Денег на предприятие не имелось. А потому магистр, чтобы немного отвязаться от мечтаний (не дающих покоя в любое время суток) занялся строительством.
Пристройка к Храму была закончена, и даже ее частично заселили новые братья. А подле дома магистр возводил часовню, посвященную Деве Марии. Так как почти все средства были потрачены, то и мечтать о далеких землях не имело смысла. Магистр вспоминал о письме Соломона все реже, однако неожиданный визит странного монаха заставил практичного де Пейна еще сильнее желать знакомства с землями, в существование которых не поверил бы ни один из его соотечественников.
Он пришел – древний, как сама земля, опираясь на посох, а второй рукой прижимая к груди книгу, еще более старую, чем он сам. Гость потребовал магистра (как он сказал: по важному делу). Братья, из уважения к его старости, не выясняли причины визита, а просто отвели его к Гуго де Пейну.
Магистр терпеливо ждал, когда необычный гость одолеет невысокий порог и присядет на предложенную скамью. Чтобы дело пошло скорее, де Пейн сам прикрыл за вошедшим дверь и придержал его под руку, пока тот сгибал непослушные ноги. Наконец старец поставил у скамьи посох, отполированный до блеска в месте, сжимаемом старческой рукой, и бережно положил перед магистром старинный манускрипт. Его обложка из прочной кожи была истерта почти до дыр в местах, за которые чаще всего брали книгу. Вверху обложки виднелся еле заметный оттиск креста.
– Что это? – спросил Гуго де Пейн, не решаясь прикоснуться к древнему манускрипту.
– Открой и все увидишь, – разрешил гость и наконец-то представился: – Меня зовут Иоанн.
Тамплиер осенил себя крестным знамением и взял в руки книгу. Много времени ему не понадобилось, чтобы разрешить загадку Иоанна:
– Я держу Святое Писание от благочестивого Луки.
– Именно так, – согласился старик. – Особенность этой Благой Вести лишь в том, что записал ее на языке римлян ученик Луки. Возможно, страниц ее касался сам Лука.
Перекрестившись еще раз, де Пейн бережно перевернул страницу.
– Странно, – воскликнул он, – пергамент, кажется, вот-вот рассыплется, а буквы яркие, словно их нанесли только вчера.
– Мне более ста лет. На моей памяти буквы всегда были такими, – ответил Иоанн. – Их можно видеть даже в полной темноте. Книгу я берег и открывал ее только раз в год – во время праздника Пасхи.
– Но как она к тебе попала?!
– Когда-то на въезде в Иерусалим, в том месте, где Иисус вошел в город, чтобы принять свой крест, стоял монастырь. Он был весьма небеден, так как мимо обители монахов шел непрерывный поток пилигримов. Излишние средства монахи тратили на покупку книг, причем собирали весьма дорогие. И если у кого оказывалась редкая книга, ее непременно несли в монастырь – будь то христианин или мусульманин – все получали хорошую цену. Так было до тех пор, пока не настали времена жестокого Хакима. Монастырь халиф приказал разметать до последнего камня. Монахов принуждали поклониться Магомету, кто отказывался – тут же рубили головы. Некоторым служителям монастыря удалось бежать, переодевшись, и раствориться в иерусалимских толпах.
