– Понятно, теперь ты, Балдуин, предлагаешь человеку, посвятившему себя служению Господу, сделаться сводникам.
– Надеюсь, Господь будет только рад, если с твоей помощью несколько человек станут счастливыми. И еще более ты будешь обласкан Всевышним, если граф Анжуйский поможет христианам сберечь святые места.
– Но я никогда не занимался такими делами.
– Ничего сложного нет, – пытался успокоить друга Балдуин. – Начнем с того, что ты знаешь мнение мое и мнение моей дочери о графе Анжуйском. Сами мы не можем предложить ему руку и сердце, но если ты расскажешь Фульку о нашем к нему отношении, то в этом нет ничего зазорного. Далее на его лице ты легко прочтешь ответ. И если он согласен, то передашь мое приглашение посетить Иерусалим, – и в конце пояснений спросил: – Ведь все просто, Гуго?
– А если он не согласится приехать в Иерусалим?
– Желательно выяснить причину отказа. Но если не получится, забудь об этом поручении.
Отъезд магистра было решено держать в тайне – слишком многое зависело от этой поездки. И Гуго де Пейн только в день отплытия смог проститься с Понтием и рассказать, что отправляется совсем не для защиты пилигримов.
– Твое путешествие займет много времени, – печально промолвил иудей.
– Да. Мне не хочется расставаться с Иерусалимом, Голгофой, руинами Храма Соломона и конечно же с тобой, Понтий. Мои корни в этой земле, и я обязательно вернусь, чтобы остаться здесь навсегда.
– Ты взял хитон? – тревожно спросил иудей.
– Нет. Слишком опасно путешествие. – Гуго де Пейн понимал, что Понтий будет настаивать на необходимости взять с собой реликвию, а потому голосом, не терпящим возражений, сразу же предупредил: – Даже не буду продолжать разговор на эту тему.
– Хорошо, – как-то подозрительно скоро согласился Понтий. – У тебя много забот, не буду тебя задерживать. К отплытию корабля приду проститься еще раз.
Как выяснилось, только магистр решил, что темы хитона они касаться не будут, но не Понтий…
Среди немногих провожающих корабль был и наш иудей. Он поднял руку на прощание, когда судно начало удаляться, и, как показалось магистру, хитро улыбнулся. Де Пейн не придал этому значения, и только далеко в море открылся секрет тайной радости Понтия. Годфруа де Сент-Омер приблизился к магистру с маленьким сундучком, который был закрыт на непропорционально большой замок.
– Что это? – в голосе де Пейна звучала тревога.
– Самое дорогое, что мы имеем, – виновато опустил глаза де Сент-Омер.
– Почему?! Как?!
– Меня обманул этот хитрющий иудей, – признался рыцарь. – Вначале он взял с меня слово, что я исполню его просьбу, а потом произнес саму просьбу. Я и подумать не мог, когда давал обещание, что речь пойдет о хитоне. Ведь Понтий никогда ничего не просил…
Магистр хмуро улыбнулся. Честный бедняга Годфруа попался на ту же наживку, что и он сам в недавнем прошлом.
– Кроме того, Понтий привел столько убедительных доводов, почему хитон должен оказаться на корабле, что я перестал измышлять, как бы вернуть данное слово обратно.
– Например?
– Хитону будет безопаснее во Франции, среди единоверцев, чем здесь, в окружении сарацинских держав. Ведь с нашим отъездом защита Иерусалима сильно ослабла. Я убеждал Понтия, что морской путь небезопасен, на что он только рассмеялся: хитон множество раз пересекал море и не только не тонул, но и спасал того, на ком был надет.
– Хорошо, – согласился Гуго де Пейн, хотя от его согласия ничего уже не зависело (разве что, спокойствие Годфруа де Сент-Омера). – Назначь охранять сундук трех самых сильных воинов, и пусть они не отходят от него ни днем ни ночью.
В 1127 г. оказавшись на родной земле, магистр маленького ордена задумался о дальнейшем существовании своего детища. Иногда Гуго де Пейна посещали мысли: не распустить ли орден, продолжавший оставаться песчинкой в безбрежной пустыни мироздания. С такими, довольно пессимистическими, мыслями он направился, как подобает доброму вассалу, в замок того, кто мог быть его сюзереном в светской жизни. Собственно, визит к графу Тибо Шампанскому был только данью уважения, а также исполнением настойчивого пожелания тамплиера Гуго Шампанского; сюзереном де Пейна теперь считался только Папа Римский. Однако визит принес больше пользы ордену тамплиеров и его магистру, чем чести графу Шампани.
Стараниями графа, к малочисленному ордену пришла пока еще не вполне заслуженная слава. О них по всей Франции принялись рассказывать, как о героических защитниках Святой земли; бродившие по дорогам Фландрии, Пикардии, Прованса, Бургундии братья-рыцари, как могли, поддерживали положительный образ тамплиеров. Естественно, о прибытии орденских братьев был извещен и знаменитый на всю Европу аббат Бернард из Клерво. Этот знаток теологии понял, что детище Гуго де Пейна может спасти дело отвоевания Гроба Господнего. Аббат Бернард написал под явившихся из Святой земли храмовников трактат с названием «Хвала новому рыцарству». В нем объединилось ранее несовместимое: аббат воздал хвалу «монахам по духу и воинам по оружию». В трактате изысканному светскому рыцарю противопоставлялся суровый монах-тамплиер, в котором воплощались все христианские ценности. Отныне монах, воюющий во славу Господню, стал идеалом служителя Бога.
Аббат монастыря Клерво со свойственной ему прямотой ответил на вопрос, который более всего вызывал сомнения у добрых христиан. Истинно верующий, согласно выводам Бернарда, не должен бояться принять участие в войне на благо церкви, но, наоборот, стремиться к этому:
«Когда он предает смерти злодея, это не убийство человека, а дерзну сказать, искоренение зла. Он мстит за Христа тем, кто творит зло; он защищает христиан. Если он сам падет в бою, то не погибнет, а достигнет своей цели. Ведь он несет смерть во благо Христа, а принимает ее – во имя блага собственного».
Бернард Клервоский написал устав рыцарей Храма и стал духовным покровителем ордена. Наконец великую известность тамплиерам принесло их представление на соборе в Труа, который состоялся в январе 1128 г. На этом соборе де Пейну было дозволено именоваться Великим магистром, а белый плащ тамплиеров (как символ целомудрия) с нашитым красным крестом стал их обязательной одеждой. Впрочем, братья давно носили плащ такого цвета, если им доставало средств его приобрести. С первых шагов своих рыцари Храма стремились выделиться, быть отличными от светских рыцарей Святой земли.
Гуго де Пейн, который еще недавно намеревался распустить свой, можно сказать, семейный орден, теперь оказался во главе целой разноязычной армии. Магистра охватила жажда деятельности; он посетил, кроме Шампани, Анжу, Нормандию, Фландрию, затем перебрался на Британские острова и встретился с английским королем.
Не всякий рыцарь мог принять обет целомудрия, бедности, послушания; воины, не готовые на такие жертвы, могли поступить на службу в орден временно, в качестве гостей, оставляя за собой право возвращения к светской жизни.
