– А слона-то Карл Великий заполучил?
– Разве этот человек мог чего-то пожелать и не обрести? Впрочем, на исполнение этой мечты великого франка потребовалось несколько лет. Уже после того, как на Карла Великого Папа Римский надел императорскую корону, весной 801 г. пришло известие от его посла Исаака. Оказывается, спутники еврея – Лантфрид и Сигизмунд – умерли в пути. Сам же Исаак вместе со слоном застрял в Африке. Он достиг места, где когда-то стоял злейший враг Рима – Карфаген, осталось только переправиться через море и вручить императору подарок. Однако халиф, по своей щедрости, передал послам самого большого слона, и в порту не нашлось судна, способного взять на борт подарок. Карл Великий отправил в Африку нужный корабль, и, наконец, 20 июля 802 г. в Ахене император смог принять дар халифа.
С тех пор слон участвовал во многих походах императора. В 810 г. Карл Великий направился против фризов. Он перешел Рейн и оказался в местности, на которой бушевала эпидемия болезни среди скота. Любимец императора заразился ею и, к всеобщей печали, испустил дух. О нем Карлу напоминали только шахматы, подаренные также халифом, а точнее, фигурки слонов. Не в силах спокойно смотреть на копии своего любимца, император подарил их аббатству Сен-Дени.
– Удивительно, как смогли христианин и мусульманин стать добрыми друзьями! – не удержался Гуго де Пейн.
– Умные люди всегда смогут договориться; им не может помешать разность веры, различный цвет кожи и глаз, иной язык. Карл Великий и Харун ар-Рашид – светила первой величины, потому что они стали выше самой опасной болезни властителей – непомерного честолюбия. Редкий удачливый царь без ненависти может смотреть на повелителя, равного ему по могуществу.
– В твоих словах много уважения к правителям, не имеющим отношения к твоему народу, – заметил магистр.
– Любой человек, совершающий великие поступки, внушает уважение, и только презрение может вызывать человек, обсуждающий чужие промахи, но не попытавшийся ничего совершить в своей жизни. А уж тем более достойны вечной памяти люди, многое сделавшие для того, чтобы перестала литься кровь на Святой земле. Хотя… – задумался на мгновение Понтий, – возможно и более простое объяснение этой необычной дружбы.
– Было бы любопытно и его послушать. – Великие события, затерявшиеся в толще прошлых столетий, не переставали интриговать Гуго де Пейна.
– Интересы самых двух самых могущественных людей на земле удивительным образом совпали. У халифа было два опасных врага: испанские арабы – единственные из мусульманских народов, отказавшиеся признать его верховенство и византийские императоры, с которыми подданные Харуна ар-Рашида вели в то время непрерывную войну. Испанские арабы угрожали империи Карла Великого, а с Византией у короля франков тянулся долгий спор из-за владений в Италии, Истрии, Далмации. Императорская корона, возложенная на голову Карла Великого в 800 г. от Рождества Христова, превратила его в злейшего врага Константинополя. Византийские владыки полагали, что в мире должен быть лишь один император и его трону место непременно в Константинополе, а более нигде.
– Странно… Император франков дружит с халифом мусульман и враждует с императором ромеев, и эта несуразность не вызывает у меня возмущения, – поделился своими чувствами де Пейн.
– А я не вижу в том странности, – признался Понтий.
Тамплиеры приложили все силы, чтобы сохранить в тайне пропажу и возвращение хитона; даже госпитальерам не было предъявлено никаких претензий. Таинственного перемещения реликвии словно не происходило, о нем напоминали только уменьшившиеся сокровищницы обоих орденов, ибо деньги истратились немалые. Впрочем, тамплиеры свою убыль скоро восполнили, и теперь только заботы о дальнейшей сохранности хитона занимала мысли де Пейна.
На совете тамплиеров было решено, что только трем лицам будет известно место хранения хитона – великому магистру, маршалу и сенешалю. А уж потом, когда совет разошелся, эти трое долго ломали головы, как сохранить реликвию. Решили, по принципу: если стрела не попадает в одно место дважды, то далеко уходить от прежнего места хранения нет смысла. Напротив кельи Великого магистра имелась комнатка без окон – лишь с маленькой дверью. Здесь Гуго де Пейн держал свое личное имущество, положенное ему уставом; не слишком ценное, чтобы на него позарился вор. А чтобы исключить всякий соблазн, подле двери магистра установили круглосуточный пост. Стража, сменяемая каждые два часа, стояла спиной к келье Великого магистра, лицом к месту хранения хитона. Воины даже не предполагали, что они в действительности охраняют, но получили строгое указание: под страхом смерти не покидать свой пост, даже если Иерусалим окажется во власти врагов.
Только Гуго де Пейн, произведя сии сложности, обрел спокойствие, как его смутил явившийся священник. Он был представлен, как отец Иннокентий из церкви Пресвятой Девы. Церковного служителя сопровождал древний старец, с лицом, прорезанным столь глубокими бороздами морщин, что иной вражеский меч оставляет на теле менее глубокий след. Старец оказался аббатом монастыря Святой Марии Латинской.
После приветствий отец Иннокентий перешел к просьбе:
– Доблестный Великий магистр, в ближайший воскресный день наш храм празднует юбилей. Хотелось бы…
– Юбилей? – настолько удивился де Пейн, что не совсем вежливо перебил речь гостя. – Не далее как тридцать лет назад христиане отняли Святую землю у неверных. Так сколько же лет церкви Пресвятой Девы?
– Пятьдесят.
– Ты хочешь сказать, что она была воздвигнута при владычестве халифов, а не возведена в христианское время и не переделана из мечети, как некоторые наши церкви?
– Храм построен купцами италийского города Амальфи с разрешения халифа, – пояснил отец Иннокентий. – А подле него возвели два монастыря: мужской – Святой Марии Латинской – его настоятель отец Жерар пред тобою; и женский – Святой Магдалины Латинской – его основательницу, прибывшую из Рима, благородную Агнессу Господь призвал к себе два года назад. А рядом с ними был построен гостеприимный дом Святого Иоанна Крестителя, в котором останавливается и теперь множество пилигримов. В мусульманские времена он принимал еще больше народа, чем сегодня.
– Не думал, что до появления Иерусалимского королевства на Святой земле была столь пространная христианская жизнь.
– Так вот… мы с аббатом Жераром приглашаем тебя на богослужение по случаю юбилея нашего храма, – вернулся отец Иннокентий к цели визита.
– Я благодарен вам за приглашение. Обязательно приду, если не случится в это время нападения мусульман, – пообещал Гуго де Пейн. – Только у меня условие, я хочу молиться среди твоих прихожан, а не подле тебя – на алтаре.
– Это желание доброго христианина, и мы не в праве его нарушить, хотя и ожидали тебя видеть почетным гостем, – признался настоятель храма. – Но одной милости мы от тебя ждем.
– Какой же? – насторожился магистр.
– Мы просим, чтобы на празднестве присутствовал хитон Спасителя, – неуверенно промолвил гость.
