Однообразный пейзаж развивал у путников необыкновенное воображение, и тамплиера не миновали обычные мечты пустынных странников. Несколько раз Гуго де Пейн видел впереди зеленый оазис, а один раз даже с домами, но при дальнейшем к нему приближении все исчезало, словно вода в песке. Когда в очередной раз видение посетило тамплиера, он не поверил в его реальность. На этот раз кусты и пальмы не никуда не девались, но по мере движения путника становились все больше в размерах и явственнее. Оазис был гораздо обширнее того, в котором Гуго пришлось заночевать, но никаких строений в нем не имелось. Впрочем, необитаемым он не был. Тамплиер с удивлением обнаружил старого друга, беспечно лежавшего под самым большим деревом.
Хотя Гуго знал, что его поиски увенчаются успехом, и не собирался их прекращать, пока не найдет Понтия, но его силуэт вызвал неимоверный восторг. Тамплиер почувствовал, как часто забилось его сердце, вот-вот готовое выскочить из груди. Он присел рядом и постарался успокоиться. Понтий сладко спал. Далее у Гуго де Пейна возникла проблема: как сообщить Понтию о своем присутствии и не испугать и не обрадовать его до смерти. Он хотел дождаться, пока друг проснется сам, но терпения на это не хватило. Тамплиер осторожно положил ладонь на плечо спящего человека, слегка его пошевелил и произнес:
– Приветствую тебя, Понтий! – голос его прозвучал необычайно радостно, хотя еще вчера тамплиер был уверен, что это чувство навсегда его покинуло.
Внезапное появление человека – там, где его не должно быть в принципе, – заставило довольно резво приподняться немолодого иудея. Вполне логичного страха не наблюдалось на его лице; по всей видимости, это чувство Понтий утратил и собственное будущее ему было безразлично. Однако ж удивление, а затем и радость (одинаковые с эмоциями неожиданного гостя) убеждали, что еще не все потеряно. Так неожиданно два столь разных человека за гранью обитаемого мира обрели радость жизни. Они обрадовались друг другу, словно близкие родственники, не видевшиеся несколько лет, хотя расстались эти два человека всего лишь несколько дней назад.
– Привет и тебе, Гуго! – Иудей поднялся на ноги, и они крепко обнялись.
– Как ты здесь оказался? – Они одновременно спросили друг друга. И замолчали, поняв бессмысленность своего вопроса и ненужность ответа на него.
Магистр отпустил коня, даже не потрудившись привязать животное к дереву, а сам свалился рядом с тем местом, где лежал иудей.
После дальней дороги под нещадно палящим солнцем Гуго, коснувшись всем телом земли, не желал больше пошевелить ни единым членом. Он замер и с наслаждением чувствовал, как уходит из него нечеловеческая усталость, как слабеют мышцы, расслабляются, кажется, даже сердце и голова…
– Гуго, твой конь может убежать, а без него тебе трудно будет выбраться из пустыни, – раздался взволнованный голос друга.
– Не беспокойся Понтий, мне он не понадобится.
– Что ты задумал, Гуго? Тебе здесь не место!
– Почему-то иудею можно остаток жизни провести в тиши, вдали от людской суеты, а мне, дворянину из Шампани, не дозволяется. Или ты купил эти несколько деревьев среди песков?
– Я – другое дело, – возразил иудей. – Все мои дела мирские завершены и остатком жизни могу распорядиться по своему усмотрению.
– Неужели ты думаешь, что я не подготовил преемника? А имущество мне, как и тебе, завещать некому и нечего. Так что подвинься, дорогой друг, – промолвил храмовник, устало закрывая глаза.
– Твой ум нужен тому миру, что остался за пределами пустыни. Ты не можешь бросить людей, которые поверили тебе и пришли на Святую землю. Ты явился в Иерусалим с благородным намерением – помогать людям, а теперь бросаешь всех в надежде обрести одиночество.
Гуго де Пейн в этот момент совершенно не имел желания спорить. Усталость была слишком велика, и последние силы не хотелось тратить, доказывая свои права на часть безжизненного оазиса. Тем более, де-юре права у них одинаковые, а де-факто иудею придется смириться с его присутствием. Засыпая, он только пробормотал:
– Однако как хочется пить. Пока добирались сюда, мы с конем выпилили все свои припасы.
– А воды здесь нет, – обрадовал друга Понтий. – В нескольких сотнях шагов отсюда озеро, но вода в нем такая соленая, что в ней не может жить ни одно живое существо. Так что ты забрел не в уголок рая вдали от суетливого мира. Это самый настоящий ад, и познакомишься с ним поближе, когда проснешься.
– Вода должна здесь быть, иначе не росли бы деревья. Она где-то близко от нас… под корнями… – бормотал засыпая Гуго де Пейн.
Понтий еще долгое время ворочался, размышляя над поступком франка, но, в конце концов, уснул и он.
Разбудил иудея радостный крик.
– Вода, брат, вода! И ее можно пить.
Понтий с удивлением смотрел на Гуго. У того весь бок стал мокрым и грязным. Выглядел он ужасно, словно свинья, только что принявшая свою любимую ванну. В Иерусалиме магистра сочли бы за нищего бродягу и поспешили бы обойти стороной, но здесь, за гранью человеческого обитания, вид его вызвал совсем иные эмоции. Понтий принялся углублять ямку на месте лежки храмовника, и спустя несколько мгновений их внешний вид был одинаков.
Вырытое углубление скоро заполнилось мутной жидкостью. Жилка прозрачной холодной воды продолжала выбиваться из глубин земли. Старики прокопали небольшую канавку, и мутная вода потекла по ней в пустыню до тех пор, пока не растворилась в песке. Рукотворное маленькое озерцо (в ином месте его бы назвали лужей) наполнялось чистой водой. Утолив жажду, иудей сделал вывод:
– Господь не даст тебе умереть, потому что не пробил твой час. Удивительно, еще вчера не было ни единого намека, что песок хранит самое великое богатство пустыни.
– Скорее, Он заботится о тебе, а на мне слишком много грехов. Я не имею права рассчитывать на доброту Господа.
Едва люди напились и умылись, к источнику подошел конь тамплиера и осушил его наполовину. Впрочем, никто не возмутился, так как струйка продолжала выбиваться из земли.
– Гуго, можешь, наконец, объяснить: зачем ты здесь? – продолжил Понтий разговор, прерванный сном утомленного гостя, а затем добыванием воды.
– Понтий, друг мой, я жестоко ошибся, – начал свое признание храмовник. – Помнишь, я рассказывал сон: Господь указывает мне путь назад, на родину.
– Ты уехал на Запад, рассказал о своем ордене, множество людей прониклись твоим желанием защищать паломников в пути к святым местам. Одни пожертвовали деньги на благое дело, другие имущество, третьи пожелали отправиться с тобой в Палестину. Орден храма стал известным и могущественным… Что тебя печалит?
– Я вспомнил заповедь Господа: не убей!
– Не уверен, что у магистра до сих пор было неважно с памятью.
– Я произносил слова Господа, не вникая в глубокий смысл них. Но совсем другое, когда рыцари, которые приплыли на корабле со мной, на моих глазах здесь, в Палестине, принялись рубить головы таким же людям, созданным по подобию Господа, как и они. Я снял доспехи, забрызганные кровью в пылу битвы, и понял, что все делал не так.
