Великий понтифик был весьма умен и образован, однако природная его доброта не позволяла сопротивляться людям, желающим использовать папу и его власть. На приеме у короля мы видим уставшего, измученного человека, отнюдь не рожденного для великой власти – напротив, тяготившегося ею.
Мы не будем распространяться о событиях, в результате которых уважение к престолу Святого Петра значительно уменьшилось. Заметим лишь, что накрывшая Европу волна Реформации во многом будет следствием слабохарактерности и недальновидности Климента V. Это будет позже, а пока Филипп Красивый пригласил для беседы отца христиан в Париж. Едва Великий понтифик умылся с дороги, был накрыт обед на две персоны, за которым и состоялся разговор короля и Папы.
– А ведь за этим столом находятся два самых могущественных человека мира! Я – король самой влиятельной страной, ты – духовный отец всех христиан, – с пафосом произнес Филипп Красивый.
Папа застыл с протянутой к блюду рукой, хотя он действительно был голоден. Отец христиан испытывал недостаток воли, но был далеко не глуп и уловил в речи короля иронию, недовольство и отнюдь не поддался гордыне.
– Вот, вот! – воскликнул обрадованный король. – Твои сомнения вполне уместны и справедливы. Никогда нам не пользоваться в полной мере властью, пока существует орден тамплиеров. Он имеет все, что должно принадлежать нам: лучшие земли, неприступные замки, золото, власть, влияние на души и сердца везде и всюду.
– Что делать, так сложилось давно, еще раньше, чем мы появились на свет, – с христианским смирением произнес папа.
– Да! – согласился Филипп. – Мой отец и дед были должниками тамплиеров. Но мои долги им несравненно больше. Разве это хорошо, когда сегодня отчеканенная на моем дворе монета завтра же оказывается в сундуке Великого магистра? Разве орден был создан для того, чтобы грабить королей? Разве в тамплиерах есть нужда, коль они забыли и о Гробе Господнем и о Святой земле?! Неужели великий Бернар из Клерво благословил их соперничать могуществом с христианскими королями и отцами церкви?! Сегодня мы пришли к печальной истине: либо на этой земле останемся мы, либо храмовники. И эта истина такая же, как двум солнцам не светить на небе! Во Франции не должна никакая иная власть быть равной королевской, а править сердцами христиан должен только избранный кардиналами духовный отец.
Филипп IV, прозванный соотечественниками Красивым, и впрямь имел привлекательную внешность: высокого роста, белокурый, с благородной бледно-розовой кожей и идеальными пропорциями лица. Он обладал огромной физической силой и не был лишен храбрости. Филипп изо всех сил старался казаться благочестивым королем, усердно копируя своего предка – Людовика Святого: он соблюдал строгий пост, добровольно накладывал на себя различные епитимьи, дабы усмирить плоть, и временами даже носил власяницу. Монарх терпеливо выслушивал своих обиженных подданных, даже самых ничтожных, сочувственно кивал головой, обещал помочь, но… тотчас забывал о человеке и собственных обещаниях, как только проситель исчезал с глаз. При всей внешней привлекательности он не был замечен в вольностях со слабым полом, который становился еще слабее в присутствии красавца-короля. Тем более удивительна его супружеская верность, что женился Филипп по расчету: Жанна – королева Наварры и графиня Шампанская – принесла венценосному мужу корону Наварры, а благодатная Шампань в качестве приданого влилась в королевский домен. Супруги нажили в браке семеро детей: четверо сыновей и трех дочерей.
Современники причисляли к достоинствам Филиппа проницательный взгляд, присущий человеку, обладавшему великим умом. Впрочем, епископ Бернар Сессе по этому поводу однажды произнес, что Филипп «не умел ничего другого, как уставиться на человека своим неподвижным взглядом, словно сова, которая хоть и выглядит неплохо, но птица бесполезная». За свое высказывание епископ жестоко поплатился: в 1301 г. он был арестован по обвинению в богохульстве, ереси, колдовстве, государственной измене и отвратительной безнравственности – в общем, во всех популярных в те времена преступлениях. По-христиански прощать колкости в свой адрес Филипп Красивый не умел.
Разумеется, самым большим недостатком Филиппа была постоянная нехватка денег, из-за этого обстоятельства король совершал самые неблаговидные поступки и ужасные преступления. И чем больше заботился он о наполнении казны, тем все явственнее у нее проглядывало дно. Так обычно всегда и бывает в жизни; когда человек заботится исключительно о добывании денег, то они, словно издеваясь, появляются и исчезают, но всегда заставляют нуждаться в себе. Золото и серебро временами лились на короля сплошным потоком, но все богатство проскальзывало у Филиппа между пальцев, не задерживаясь в ладонях. Что он только не делал для наполнения казны – и разбавлял монету, словно заправский фальшивомонетчик, и нагло грабил иноплеменников, от которых во многом зависело процветание Франции, и сдирал последнюю рубаху с собственных подданных, хотя любой пастух знает, что овцу следует стричь, а не сдирать с нее шкуру. Филипп Красивый был неутомим в изобретении способов отъема деньги, а также в поиске очередных жертв, но больше у короля становилось почему-то лишь долгов.
Наблюдательный французский народ наградил Филиппа еще одним прозвищем, которое произносилось только шепотом – Красноносый. Дело в том, что монета с монаршим портретом – щедро разбавленная медью, и прикрытая сверху золотом – стиралась, прежде всего, на выпуклом носу короля.
– Я не могу преследовать самый могущественный христианский орден, – в волнении промолвил Климент, понявший очередной замысел короля. – Тамплиеры сметут меня, не прилагая даже многих усилий.
– Вот именно! – воскликнул король. – Разве это естественно, что Великий понтифик опасается даже промолвить назидательное слово в сторону ордена, который обязан исполнять его повеления?!
– Все слишком далеко зашло, – сокрушенно промолвил Климент. – Слово отца христиан потеряло былую силу.
В эту минуту Великий понтифик подумал, что авторитет престола святого Петра более пострадал от действий Филиппа, чем тамплиеров. А главная вина последних была в том, что храмовники имели казну, гораздо более наполненную, чем королевская… Король с презрением прочитал колебания и неуверенность на лице слабохарактерного собеседника и перебил мысли Климента.
– Мы вернем былую мощь наместнику Господа, – пообещал Филипп Красивый и, глядя прямо в глаза понтифику, попытался его успокоить: – От тебя не требуется никаких действий – по крайней мере, в ближайшее время. Молчи, а все остальное берусь совершить я. Но когда первый решительный удар будет нанесен, надеюсь, ты найдешь в себе силы одобрительно кивнуть головой.
Замыслив уничтожить могущественный орден, король с энтузиазмом принялся воплощать замысел. И тут он столкнулся с обычной преградой, которая всегда стояла на пути, как только он что-то начинал делать. Шпионы, доносчики, лжесвидетели не желали делать свои гнусные дела бесплатно; все дружно просили денег. У Филиппа начали опускаться руки, и Гийом де Ногаре был единственным человеком, кому король мог пожаловаться:
