Немолодой Жак де Моле ужасно устал за сегодняшний день, но он не считал возможным покинуть трапезную раньше короля. Минула полночь, утомительное для королевского двора 12 октября сменилось следующим числом – пятницей 13 октября 1307 г. Филипп Красивый видел, что старого тамплиера давно не интересуют яства на столе, не трогают витиеватые речи приближенных короля.
Королю захотелось отпустить Великого магистра, и в то же время какая-то сила влекла его взгляд к этому величественному старику. Филиппу казалось, что если он позволит уйти Жаку де Моле, то станет пусто во дворце, словно возничий снимет колесо с кареты и попытается ехать дальше, как ни в чем ни бывало.
Внезапно у короля возникла потребность переговорить наедине с Гийомом де Ногаре. Он взглянул на советника, поднялся и направился к двери. Гийому де Ногаре, ставшему в последнее время тенью короля, ничего не нужно было объяснять. Он мгновенно обогнал повелителя франков и любезно распахнул перед ним дверь. Выходя в коридор, краем глаза Филипп увидел, что Жак де Моле поднялся следом.
– Гийом, нужно немедленно все отменить! – нетерпеливо и громко произнес Филипп, когда остался наедине с советником.
– Прошу, мой король, говорить тише, – испуганно промолвил Гийом де Ногаре.
– Мы замыслили черное дело! – взволнованно, с дрожью в голосе молвил перешедший на шепот монарх. – Потомки проклянут нас!
– Потомки будут благодарны, что мы сохранили Францию. Напомню, сир, что казна пуста, нет средств на содержание даже небольшого войска. Без денег тамплиеров нас ожидает новое возмущение вечно недовольных парижан – возможно последнее для нас.
– Да разве нет способов достать денег, кроме как путем величайшей подлости?
– Мы отняли деньги у всех, кто их имел, – ограблены ломбардцы, евреи, фламандцы, теперь пришел черед рыцарей Храма.
– Останови, Гийом, это беспощадное, надвигающееся утро, – попросил король своего советника. – Мы поищем иные способы поправить дела.
– Невозможно остановить лавину в горах, мой король, невозможно остановить извержение вулкана, – виновато промолвил Гийом де Ногаре, хотя на самом деле он был рад, что у короля слишком поздно проснулась совесть. – Через два часа по всей Франции вскроют твой приказ и начнут истязать тамплиеров, отнимать у них имущество.
– Но ведь Жак де Моле здесь – его можно спасти.
– …можно. Но орден Храма обречен. И как ты будешь смотреть в глаза великому магистру? Как объяснишь, что по твоему приказу по всей Франции тамплиеры оказались в тюрьмах, а иные погибли?
Король молчал, понимая необратимость совершенного деяния.
– Увы! От нас уже ничего не зависит, – вздохнул Гийом де Ногаре, словно повторяя мысли короля. – Пусть все идет своим чередом, а нам можно отдохнуть после хлопотного дня. Кстати, на кладбище ты весьма искренне выразил сочувствие брату – народ это заметил.
– Пойду в спальню, может, удастся уснуть, – обреченно произнес Филипп.
«Скорее бы все произошло, – пожелал про себя Гийом де Ногаре. Настроение короля начало беспокоить советника более чем неумолимо надвигающиеся события: – Он желает совместить несовместимые вещи: быть богатым и почти святым».
Советник начал опасаться, что если все пойдет не так, как было запланировано, то придется назначить виновных. И поскольку короли никогда не бывают виноватыми, то отвечать придется ему – Гийому де Ногаре.
Однако все прошло необычайно гладко и слаженно: ведь гигантскую несправедливость планировал величайший мастер интриги. На рассвете 13 октября все тамплиеры на территории Франции были захвачены врасплох и брошены в темницы. Впрочем, расслабляться было рано: необходимо было доказать всему миру, что рыцари Храма оказались в темницах не по чьей-то прихоти, но за ужасные преступления. Король благополучно проспал в эту пятницу почти до обеда, а в это время Гийом де Ногаре рассылал от его имени письма по всей Франции. Тюремщикам тамплиеров предписывалось любой ценой добиться признания узников; перечень их преступлений прилагался к письму. Но советник намекнул: чем больше преступлений удастся открыть за тамплиерами, тем лучше.
Тюремщики с широко раскрытыми глазами читали список злодеяний, предложенный Гийомом де Ногаре. Многие не верили в страшную порочность тамплиеров, но, как верные служаки, не могли игнорировать рекомендации, скрепленные королевской печатью. Маховик кровавой мельницы был запущен.
Казначей Жан де Тур, любезно предоставивший ссуду королю, был арестован вместе со всеми – 13 октября. Он терпеливо надеялся в темнице, что недоразумение вскоре разрешится. И лишь когда 26 октября он оказался на допросе у инквизитора, когда перед его глазами возникли орудия пыток, казначей понял, что у Филиппа Красивого плохо с благодарностью и добрые дела не остаются в его памяти.
Гийом де Ногаре за великолепно проведенные аресты тамплиеров получил должность канцлера.
Совершившие все грехи
Вопросы, весьма необычные, вызывали вполне объяснимое недоумение у рыцарей Храма. Обвинения в поклонении дьяволу, содомии, в издевательстве над христианами и в осквернении креста вызывали на лицах тамплиеров удивление, изумление, иногда улыбку – слова спрашивающих воспринимались как не совсем удачная шутка. У многих пропадал дар речи от растерянности. Однако суровые голоса инквизиторов требовали вполне серьезных ответов на странные вопросы.
– Нет, добрые христиане, благодарение Богу, я никогда не совершал такого! – чаще всего звучал ответ тамплиера.
Рыцарей Храма допрашивали поодиночке, но иногда их собирали вместе, чтобы сберечь время, и перечисляли совершенные ими преступления. После пламенной речи инквизитор задал вопрос:
– Если есть здесь братья, которым известно что-либо по этому делу, пусть они предстанут перед нами.
Никто не пошевелился в зале, не проронил ни звука. Но инквизиторы и королевские палачи великолепно знали свое дело, и первая, вполне ожидаемая неудача нисколько не смутила их.
Спустя несколько недель после роковой пятницы на коллективный допрос доставили Великого магистра. Перед тем Гийом де Ногаре долго его убеждал подтвердить все, что произнесут братья, иначе их участь будет более чем печальной.
Жак де Моле в ужасе увидел, как зал наполняется членами его ордена, облик которых ужасно изменился. Некоторых магистр не смог узнать, настолько они были искалечены. Нетронутыми у всех оставались только правая рука и правый глаз.
Взгляд Великого магистра остановился на потерянном лице Жана де Кужи – бывшем смотрителе парижских мельниц, принадлежавших ордену Храма. Прежде они были близкими друзьями, но теперь тамплиер стыдливо прятал глаза от главы Ордена. Жак де Моле заметил, что смотритель парижских мельниц неестественно сжимает губы, они как бы выворачиваются наружу. И только когда тамплиер неразборчиво прошамкал свои чудовищные признания, магистр понял, что у друга выбиты все зубы. Их отсутствие и стало причиной новых диких обвинений.
