– Не сошел ли ты с ума, друг Умбер?! Чем дольше я рисую сегодняшнюю картину, тем безрассуднее твои поступки.
– Мне нужно кое-что проверить, – не стал вдаваться в подробности командор. – Да ты, Роберт, не далее как мгновение назад, позавидовал, что у тамплиеров нет семьи. Нам нет надобности бояться за родных, бояться потерять земли и имущество, а жизнь наша в руках Господа.
– Хорошо, – согласился граф, понявший, что переубеждать Умбера де Блана бесполезно. – Но перед отъездом посети моего цирюльника. Этот плут умеет изменять внешность до неузнаваемости.
– Тогда, граф, позволь воспользоваться мастерством твоего цирюльника немедленно.
Бывшее жилище тамплиеров в Париже охраняла королевская стража – не слишком многочисленная, потому что все ценное оттуда было вынесено. Лучшие ищейки короля простукивали стены, взламывали полы в надежде отыскать тайники. Иногда им удавалось обнаружить ниши, скрытые в стенах, однако лишь пустота была их наградой.
Когда любознательный испанский идальго попросил осмотреть дом, где жили рыцари Храма, то сержант не увидел причин, чтобы ему отказать. Быть гостеприимным стражнику помогли несколько золотых монет, оказавшихся в его руке одновременно с прозвучавшей просьбой. Сержант следовал по пятам за богатым иностранцем и рассказывал все, что знал о резиденции тамплиеров, об их судьбе.
Испанец с нескрываемым сожалением осматривал кельи братьев. Стражник предложил проводить в подземелье, служившее тамплиерам казнохранилищем. Хотя оно было пусто, но сержант полагал, что иностранца заинтересует помещение, где хранились сокровища самого богатого ордена. Услужливый проводник ошибся. Испанец лишь попросил проводить его в кабинет Великого магистра.
Вид обиталища Жака де Моле был ужасен. Массивный дубовый стол был разобран на части, в общем, его превратили в кучу дров. Королевские ищейки разворотили стены до такой степени, что в многочисленные проломы была видна скромная обстановка соседних келий. Поисками сокровищ здесь руководил сам Гийом де Ногаре, а потому нетронутой не осталась и пядь стены.
Кое-какая одежда и вещи Великого магистра остались на полу среди груд мусора: Гийом де Ногаре не посчитал их ценными, а обыскивающим комнату людям помешал их присвоить проницательный взор советника.
Командор Оверни взял в руки плащ Жака де Моле, засыпанный известковой пылью, и встряхнул его. От поднявшейся в воздухе пыли помутнел воздух. Стражник, который принялся чихать раз за разом, укоризненно промолвил:
– Зря ты это сделал, добрый испанец.
– Прости… – виновато произнес любознательный гость. И тут ему почудилось: из того места, где лежал плащ, сквозь столб пыли, начал пробиваться неведомый удивительный свет. Умбер де Блан опустил глаза и с радостным восторгом осенил себя крестным знаменем. Под плащом лежала аккуратно сложенная святыня, самое ценное, что имел орден! То был хитон Спасителя! Командор бережно поднял одеяние Христа и поднес к губам.
Лишь через некоторое время Умбер де Блан вернулся в реальность. На его счастье стражник увлеченно чихал, и даже отошел в дальний угол, чтобы не обеспокоить богатого гостя. Соответственно, он не мог видеть неожиданного проявления чувств со стороны испанца.
Умбер де Блан терпеливо подождал, пока осядет поднятая им пыль, столь раздражительно действовавшая на длинный нос стражника. Наконец, тот перестал чихать, и гость посчитал, что можно завести с ним разговор:
– Не мог бы ты продать эту брошенную рубаху?
– Вещь мне не принадлежит… – задумчиво произнес стражник, искоса поглядывая на внушительный кошель странника.
– Великому магистру она уже не понадобится, – с этими словами Умбер де Блан достал золотой и протянул его стражнику.
– Для чего тебе это исподнее? – Воин машинально принял монету, но не спешил ее прятать.
– У моего слуги прохудилось платье. Негоже, чтоб меня сопровождал человек в лохмотьях, – вполне разумно пояснил испанец.
– Ты бы мог купить ему одеяние гораздо дешевле. – Стражник продолжал мять в руке и временами рассматривать золотой.
– Нет времени заезжать на рынок. Меня ждут неотложные заботы в Арагоне. – Чтобы стражник стал более сговорчивым, командор вложил ему в руку еще один золотой ливр.
Умбер де Блан готов был отдать стражнику все деньги, что у него имелись, но непонятная щедрость могла возбудить ненужное подозрение. Он вовремя остановился и задал вопрос как можно более равнодушным тоном:
– Так что? Я могу забрать одеяние, или верни мне два золотых и проводи к выходу?
Отдавать золото, единожды побывавшее в руке, воину не хотелось. Потому он негромко, но твердо, выдавил:
– Хорошо. Забирай, но только никому не говори, откуда у твоего слуги появилась обновка. Иначе мне несдобровать. Гийом де Ногаре строго-настрого приказал ничего не брать из дома тамплиеров.
Подобная таинственность вполне устраивала и командора Оверни.
С грустью Умбер де Блан покинул разоренное обиталище братьев и направился к ближайшему постоялому двору.
В пасти льва
Сия гостиница не отличалась роскошью и удобством. Ее хозяин даже удивился (прежде чем обрадовался), когда на пороге появился богато одетый испанец и попросил приюта. Он даже не стал по привычке требовать деньги вперед, ибо некоторые его посетители имели обыкновение исчезать с первыми лучами солнца, позабыв о расчете за кров.
Слуга провел Умбера де Блана в скромную комнатушку и поинтересовался: не подать ли вино и обед. Мнимый испанец, ссылаясь на усталость, отказался от предложенных услуг и поспешил закрыть дверь за вышедшим слугой на засов. Он бережно достал хитон из-под одежды, разложил его на скамье и склонился на колени.
Командор молился долго, он желал оставаться наедине с хитоном Спасителя до конца своих дней. Но… Бедствия ордена звали его либо оказать помощь братьям, либо разделить их участь. Умбер де Блан не мог позволить себе умереть в абсолютном счастье среди всеобщих горестей. Он перекрестился, поднялся с колен и принялся размышлять.
Умбер де Блан ходил по тесной комнате и напряженно думал: каким образом он может быть полезен гибнущему ордену Храма. Между делом он взглянул в окно и заметил, что на землю надвигается ночь. А еще он отметил, что с трудом передвигает ноги. Наконец-то тамплиер вспомнил, что он ничего не ел со вчерашнего дня. Командор понял, что если срочно не даст пищу и отдых своему телу, то о будущем нет смысла даже задумываться.
Скромная еда, поданная слугой постоялого двора, была вполне привычной для тамплиера. Затем Умбер де Блан лег на соломенную постель. Мысли роились в его голове: величайшая находка в доме тамплиеров; орден, обвиненный в самых страшных преступлениях; Великий магистр в заточении… Радостные думы сменялись печальными, а все вместе не давали уснуть утомленному Умберу де Блану. Наконец, он вернулся к самой простой и верной мысли: если не уснет немедленно, то не сможет ничего важного совершить завтра.
