Командор недовольно поморщился:
– Коль орден Храма уничтожен, то и золото ни к чему, но отдавать его тем, кто нас убивает, не хотелось бы.
– Ничего не поделаешь. Более того, доведется пожертвовать самой ценной частью нашей казны – той, что спрятана в пещере Сабарт, – принял решение Великий магистр. – Мне также обидно отдавать нашим палачам средства, собираемые с таким трудом на святое дело. Жаль открывать врагам тайник, над сооружением которого мы с тобой немало потрудились. Но тебе будет проще бежать в месте, которое прекрасно известно.
– Я понял, Жак, твой замысел. Мне придется убедить Гийома де Ногаре, что только я смогу найти тайник с казной тамплиеров. Пока сопровождавшие будут любоваться нашим золотом, я должен бежать.
– Все так, Умбер, – согласился Жак де Моле. – Только бежать тебе нужно не с пустыми руками. В том же тайнике хранится описание путешествия Годфруа де Сент-Омера в Страну заходящего солнца. Нельзя, чтобы эти документы попали в руки короля.
– Как мне найти записки Годфруа де Сент-Омера? В пещере множество всякого добра и наш архив…
– Именно среди документов ордена, находящихся в черном сундуке, ты должен отыскать шкатулку из сандалового дерева. В ней и находится то, что более всего нас интересует.
– Если мне удастся взять записи Годфруа де Сент-Омера, что с ними делать? Уничтожить?
– Нет. Они необходимы тебе, Умбер де Блан, потому что именно тебе придется отправиться по следам бесстрашного тамплиера. Уж если великий понтифик издал буллу, призывающую преследовать во всех христианских странах рыцарей Храма, то спасение нам следует искать только в неведомом мире. Спасись сам и спаси, кого сможешь! Сохрани хитон Иисуса! Таков мой последний приказ.
Все шло по плану, разработанному узниками. Гийом де Ногаре мысленно удивился, что командор столь скоро узнал о тайнике и столь же охотно выдал его место. Однако желание завладеть сокровищами тамплиеров победило все сомнения.
– Так ты говоришь, что казна ордена Храма находится подле Монсегюра? – спросил он.
– Да. В пещере, – подтвердил Умбер де Блан.
– Мне прекрасно знакомы окрестности Монсегюра. Как называется ваша пещера?
– Сабарт – так кличут ее местные жители.
– Я знаю Сабарт и даже бывал в ней, – задумался Гийом де Ногаре, вспомнив картинки из своего детства. – Пещера огромна, с бесконечными лабиринтами. Случалось, в Сабарте блуждали даже окрестные крестьяне, а спустя месяцы находили их иссохшие трупы. Из-за того о пещере пошла дурная слава: будто она поглощает тех, кто пытается проникнуть в ее тайны. И как нам отыскать казну?
– Весьма просто. Тайник устраивал лично я вместе с Великим магистром, – признался Умбер де Блан.
– Так почему же ты не рассказал о нем сразу, когда пришел в королевский дворец?!
– Я не знал, что казну переместили в Сабарт. До моего отъезда на Кипр в тайнике ничего не было, кроме плесени.
– И ты можешь изобразить на пергаменте путь к тайнику?
– Это не поможет, – после некоторых раздумий произнес командор Оверни. – Нужно пройти много поворотов и разветвлений; зрительно я помню, но на рисунке могу ошибиться. И не это главное. Придется открыть две незаметные для постороннего глаза двери. Их секретный механизм известен только мне и великому магистру.
– Пусть будет так, – согласился Гийом де Ногаре, которому не терпелось довести до конца свою затею. – Я дам тебе воинов, и ты проводишь их к тайнику.
Как назло Филипп Красивый решил посетить Фландрию и забрал с собой лучших воинов. После ареста тамплиеров король не покидал дворца без усиленной охраны – он опасался, что оставшиеся на свободе храмовники могут организовать на него покушение. В распоряжении канцлера остались либо новобранцы, либо буяны и лентяи, несшие службу спустя рукава. Но… Опять-таки победило желание поскорее добыть заветное золото. (Впоследствии Гийом де Ногаре пожалеет о своей спешке сотню раз.) Из этого сброда была отобрана дюжина воинов, которую возглавил лично преданный канцлеру Понсар де Севри. Рыцарю были даны последние инструкции:
– Как только отыщется казна, Умбер де Блан должен замолчать навсегда. Затем ты пошлешь ко мне самого расторопного воина с известием, а сам с остальными людьми будешь охранять казну тамплиеров до моего приезда.
Снабженный охранными грамотами всесильного канцлера, Понсар де Севри стремительно одолел большую часть пути. По первому требованию ему выдавали свежих лошадей и обеспечивали провиантом.
Воины, не знакомые с конечной целью своего путешествия, до определенной поры наслаждались комфортом, дарованным одной лишь подписью Гийома де Ногаре. Но вот они приблизились к печально известному Монсегюру, превращенному в руины в 1244 г. И в прошествии шести десятков лет крепость с весьма выгодным местоположением никто не спешил восстанавливать – опаленные и раздробленные камни Монсегюра продолжали внушать страх. Здесь непокорные катары целый год сражались против армии крестоносцев под началом сенешаля французского короля. Все подступы к крепости и она сама были залиты кровью и покрыты истерзанными телами.
У подножия скалы, на которой лежали руины катарской цитадели, Понсар де Севри избавился от всех лишних людей – проводников, носильщиков, слуг. (Им было приказано как можно скорее исчезнуть с глаз; и в один миг временная стоянка рыцаря стала полупустой.) Теперь ему пришлось довериться командору Оверни, обреченному стать жертвой в случае удачного путешествия. Командор, конечно, догадывался об уготованной ему участи, но был спокоен, – пожалуй, присутствие духа у него проявлялось сильнее, чем у предполагаемых палачей.
Умбер де Блан повел маленький отряд прямо через Поле Сожженных, на котором погибли на кострах двести пятьдесят семь катаров – мужчин и женщин, стариков и детей – последних защитников Монсегюра. Им предложили вернуться в лоно церкви, но для подтверждения акта каждый еретик должен был перерезать горло собаке. Катарам их вера не позволяла проливать кровь невинного существа, и они предпочли умереть на костре, но оставить в живых окрестных собак.
Посреди страшного поля отряд Понсара де Севри застигли сумерки. На глазах руины пятиугольного замка Монсегюра становились черными и вместе с теменью словно надвигались на странников. Воины устали от долгого пути, место скорби давило на них, словно тяжелая надгробная плита на заживо погребенных. Внизу начали загораться очаги небольшой деревеньки, и солдаты упрямо намекали Понсару де Севри, что хорошо бы в ней заночевать.
Рыцарь же решил, что ночная темень надежно скроет их от посторонних глаз, которых стараются избегать все искатели сокровищ. Он лишь пообещал, что последний отрезок пути будет недолгим, а в его конце воинов ждет хорошее вознаграждение. На самом деле Понсар де Севры и сам не представлял, сколько идти, и покорно плелся за командором.
Факелы разжигать было запрещено. В абсолютной темноте солдаты цеплялись ногами за камни, пеньки от спиленных деревьев, падали, налетали на товарищей и валили их. Сквернословие и проклятия оглашали жуткую местность. Рыцарь приказал двум воинам взять под руки Умбера де Блана, дабы тот не сбежал, воспользовавшись темнотой, а на нараставшее недовольство отряда ответил лишь глубоким молчанием. Он пообещал все, что можно; больше добавить было нечего.
