В следующем году преторианские легионеры устроили бунт и неожиданно провозгласили императором Максенция – сына Максимиана. Отрекшийся император поспешил в Рим, не жалея ни лошадей, ни себя. Разочарование наступило скоро: сын не только не спешил передать власть отцу, но и делиться ею не собирался. Несчастный старик, затаивший глубокую обиду на собственного отпрыска, отправился к другу. Он принялся просить Диоклетиана вернуть обратно когда-то сложенную власть, так как новые императоры якобы не справляются со своими обязанностями. Диоклетиан, счастливо проводивший время в своем уединенном поместье, лишь рассмеялся. Он произнес: «Если б ты, дорогой друг, видел, какую капусту я вырастил собственными руками, то не стал бы приставать ко мне с подобными мелочами».
Что только не делал престарелый Максимиан, чтобы вернуть себе утраченное положение. Он отправился в Галлию, наместником которой был Константин – сын императора Констанция. Чтобы склонить влиятельного правителя на свою сторону, Максимиан выдал за него свою дочь Фаусту. Затем снова вернулся в Рим и пытался управлять империей вместе с сыном. Однако сила и влияние были на стороне Максенция. Зависть к успехам сына толкнула Максимиана на чудовищный поступок. Однажды он собрал войско и римлян, как будто желая поговорить с ними о потрясениях и неурядицах в государстве. Когда речь властолюбца достигла апогея, он вдруг положил руку на плечо сына. «Вот виновник всех бедствий!» – воскликнул Максимиан и сорвал с Максенция пурпурный императорский плащ. В следующий миг отец столкнул опешившего сына с ораторского возвышения.
Легионеры поймали падающего Максенция в свои объятия и на руках понесли его обратно на ростры. Гневный ропот сопровождал их движение в сторону властолюбивого старика. Максимиан с юношеской прытью поспешил завершить свое неудавшееся представление бегством. В тот же день он покинул Рим, из страха перед собственным сыном. Стопы его направились в Галлию – край, где он блестяще начал карьеру в качестве соправителя Диоклетиана, утопив в крови восстание багаудов, где погубил Фиванский легион…
Максимиан в качестве частного лица нашел приют у своего зятя Константина. Но вот в 310 г. в Галлию вторгаются франки, и Константин с войском отправляется в поход. По прошествии нескольких дней Максимиан облачается в пурпурный императорский плащ, завладевает казной зятя и тратит ее на подкуп оставшегося войска. Одновременно против Константина распускаются грязные слухи, в ход идет самая черная клевета.
И вновь все усилия напрасны. Узнав о кознях, Константин поспешил в собственный дворец, который оказался занят тестем – причем не в качестве доброго гостя, но хозяина. Большинство воинов тут же покинуло узурпатора, прихватив с собой щедрые подарки, полученные накануне. Максимиан пытался спрятаться в Массилии, но был выдан жителями.
Константин простил тестю воровство его власти и разорение казны. Он даже позволил мятежному родственнику остаться во дворце на правах гостя. Но Максимиан все не мог успокоиться. Он обращается к дочери со слезами и щедрыми обещаниями и подстрекает ее предать мужа. Фауста соглашается, и вместе с отцом разрабатывает план убийства Константина.
И вот глубокой ночью Максимиан счастливо минует беспечную охрану и через открытую Фаустой дверь проникает в опочивальню императора. В темноте он с яростью обрушивает короткий меч на мирно сопящего человека. Довольный, весь забрызганный кровью, Максимиан выходит в коридор и здесь сталкивается с Константином, идущим навстречу ему с толпой вооруженных людей. Окровавленный меч падает из рук изумленного старика. Оказалось, дочь передала все замыслы отца мужу. В опочивальне вместо императора приказали лечь презренному евнуху – его и изрубил в темноте Максимиан. Все действа оказались частью комедии, а потому на лицах играли довольные улыбки. Не смеялся только Максимиан и порубленный в куски несчастный скопец.
Хороший военачальник – он победил многих врагов Рима, но проиграл в борьбе за власть, которую вел с самыми близкими людьми. Теперь великий властолюбец должен был уйти не только из власти, но из жизни. Максимиану предложили выбрать род смерти, в таких случаях римляне предпочитали меч или топор палача, но избрал самый позорный и презираемый – с помощью удавки.
– Действительно, странное пожелание, – проронил Гийом. – Похоже, Господь отнял у этого жестокого человека разум, коль перед смертью он совершал одни только глупости. Потому и выбрал излюбленное сатаной орудие смерти.
– Господь ему Судья, – смиренно произнес отец Мартин.
Аббат только сейчас заметил, что гости чрезвычайно утомлены и пора бы вспомнить о присущем монастырю гостеприимстве. Тамплиеров попотчевали скромным монашеским ужином (впрочем, храмовникам он показался изысканным) и разместили в кельях – по три человека. Жерар де Вилье и Умбер де Блан пригласили к себе сержанта Гийома – он заслужил подобной чести своим командованием в пути.
Польщенный сержант вовсе не зазнался; бедняга напряженно думал, как ему отблагодарить начальников за то, что позволили исполнять их должность, а теперь любезно предложили почивать на соседнем ложе.
День был насыщенным событиями, и вечер с историей о Фиванском легионе не прибавил спокойствия во встревоженные души беглецов. Однако тамплиеры, привычные к опасностям и необычным жизненным ситуациям, умели заставить себя отдыхать и набираться необходимых сил. Приор и командор понимали, что завтрашний день будет не менее трудным, чем предыдущий, а потому, поворочавшись немного, они приказали всем мыслям оставить их головы и благополучно уснули.
Только Гийом не желал расставаться с людьми из только что услышанной истории. Их боль и муки, вера и мужество, жизнь и смерть святого Виктора и всего Фиванского легиона, казалось, пришли через душу и мозг сержанта и не могли их покинуть.
Далеко за полночь сомкнулись и его веки. Недолго длился отдых Гийома. Неожиданно, не открывая глаз, он бодро поднялся, оделся и покинул келью.
«Сафита»
Гийом появился ранним утром. Братья уже занимались сборами в путь; им было желательно как можно скорее покинуть землю франков. Потому отсутствие колоритного тамплиера не осталось незамеченным.
Сержант вернулся не один; за руку он вел человека, который не упирался в силу бессмысленности этого занятия, но и, судя по выражению лица, желания идти за Гийомом не имел.
– Где ты был, Гийом? И кто этот человек? – строго спросил Жерар де Вилье. Дисциплина у тамплиеров всегда была железной, а перед лицом опасности братья без приказа командира не имели права совершить даже шага.
– Прости, доблестный Жерар де Вилье, и вы, братья, простите. Вместе со всеми я лег спать. – Гийом как можно короче постарался изложить все, что произошло с ним. – Едва я сомкнул глаза, как передо мной предстал святой Виктор – точно в таком римском одеянии, как на картине. Мученик повелел идти вслед за ним. Разве мог я не подчиниться? Я даже не сразу понял: происходит это во сне или наяву. Мы шли друг за другом до тех пор, пока не оказались в марсельском порту. Внезапно покровитель монастыря исчез, словно растворился в воздухе. Самое удивительное, на том месте, где стоял святой Виктор, возник великолепный неф, именно тот, который нам нужен.
