– Не надо. Она мне нравится и такой. Я желаю, чтобы к этой ночи она стала уже моей женой.
Епископ, явно не понимая причин такой спешки, развел руками.
– Но не все готово к обряду венчания. Вот если бы завтра…
– Вы что, оглохли, ваше преосвященство? Такова моя воля, понятно вам? И не сметь мне перечить!
– Слушаюсь, государь.
– Так-то лучше. – Филипп повернулся и громко крикнул: – Коня принцессе! Мы немедленно едем в собор!
Ингеборге подвели лошадь с дамским седлом, и Филипп усадил в него свою невесту, легко подняв ее.
– А коронация завтра!
– Хорошо, ваше величество.
Кортеж двинулся к собору.
– Что с приданым? – спросил по дороге король. – Рассказывайте, епископ, я хочу знать это сейчас.
Этьен де Турне поведал ему обо всех перипетиях посольской миссии.
– Отказался, значит, дать флот, но согласился на десять тысяч? – ухмыльнулся Филипп. – Хитер датский монарх. Ну да я и без него управлюсь. Он враждует с империей, а я с ней дружу. Плох тот правитель, кто могущественного соседа имеет своим врагом… Да, а деньги? Почему я не вижу телеги, доверху набитой серебром?
Епископ объяснил суть дела. Филипп нахмурился. Черт знает сколько придется теперь ждать выплаты долга. Ну да бог с ним! Сегодня свадьба, а там видно будет.
Иного рода беседа велась между братом и сестрой, матерью и дядей короля Франции. Они следовали чуть поодаль, под ними андалузские жеребцы.
– Ну вот, я же говорил, что она милашка, а ты не верила мне, – произнес архиепископ. – Вы, женщины, всегда видите друг в друге соперницу, оттого твоя неприязнь. Помимо этого ты боялась увидеть уродину, а перед тобой предстала сама Мария Магдалина.
– Не нравится она мне, – был исчерпывающий ответ королевы-матери.
– Тебе не угодишь. Где ты оставила свои глаза? Девица эта – само совершенство.
– А я тебе говорю, она мне не нравится!
– Да отчего, в конце концов? Ей-богу, ты несправедлива к ней. По-моему, она мила.
– Вам, мужчинам, лишь бы платье задрать, а там – гори все вокруг огнем, – огрызнулась Аделаида Шампанская.
Архиепископ с опаской огляделся вокруг.
– Адель, поимей же совесть, ты говоришь со святым отцом Церкви.
– Ты что, уже не мужчина, а всего лишь святой отец?
Брат закряхтел, покашлял в кулак.
– Высокий сан, возложенный на меня, запрещает даже думать об этом. Сказано в Писании, что женщина существо опасное, и следует при встрече с ней отводить взгляд, дабы избежать греховного соблазна…
– Оставь свои дурацкие изречения для паствы.
Архиепископ в ответ только тяжко вздохнул.
Едва подъехали и спешились, тотчас зазвонили во все колокола города Амьена, и под этот перезвон новобрачные в сопровождении духовенства обеих держав, а также ближайших лиц из королевского окружения, вошли в собор.
Церемония прошла на удивление быстро, и вскоре молодожены показались на верхней ступени собора – счастливые, не сводя друг с друга влюбленных глаз. Ингеборга ликовала: теперь она супруга короля Франции! Еще бы, сам архиепископ Реймсский, без пяти минут кардинал, освятил их брак пред ликом Христа и Пречистой Девы, матери Его. Радовался и Филипп. Какая кроткая, пригожая и, конечно же, безгрешная дочь датского народа досталась ему в жены! Какие глаза, брови, ресницы, нос!.. Ах, сколь волшебной окажется эта ночь! Скорее бы кончился свадебный пир. А он продлится до полуночи, не раньше. Надо будет улизнуть…
Он снова усадил Ингеборгу в седло, потом сам вскочил на коня. Стража выстроилась вдоль пути следования молодых, давая им проход, оттесняя людей к стенам домов. А народ ликовал, пел, подогретый вином в бочках, которые выставили на всех улицах города. Не переставая кричали горожане, восхваляя королевскую чету, желая ей царствовать долгие годы. И весь вечер при свете факелов, под перезвон колоколов веселились люди, а когда умолкли колокола, их сменили музыканты с виолами, пришитыми к одежде бубенчиками, и рюбебами
[60]. До поздней ночи продолжалось гуляние, а на другой день предстояли праздничные торжества по случаю коронации.
Но вот, наконец, и замок. Большой пиршественный зал. Столы заставлены запеченными курами, индейками, колбасами, сырами, фруктами, сладостями, вином и еще бог знает чем. Чинно расселись, кому как полагалось согласно рангу. Оба сословия за столами: первое и второе. Духовенство и дворянство. Епископы, аббаты, герцоги, графы, бароны. За крайними столами клирики, тамплиеры и госпитальеры. Разумеется, много и женщин: сестры, жены, любовницы… не понять сразу. Да и не нужно это нам. Не только нам – никому. Ибо уже подняли бокалы, поздравили, чокнулись, выпили, снова с готовностью подставили их под струи из кувшинов, что носили виночерпии. И немедля стали рвать на части подрумяненную птицу. Не успели как следует закусить, как вырвались на арену меж столов, точно выпустили их из клеток, жонглеры, танцовщицы и менестрели с виолами, фретелями
[61], бубнами и жигами
[62]. И началось веселье.
А Филипп сидел как на иголках. Какие фокусники, какие жонглеры? До них ли сейчас? Самое время отправиться в спальню, тем более что развязались уже языки и на молодоженов меньше стали обращать внимания. Ну вот, так и есть. Справа три рыцаря громко спорили о том, какое расстояние проходит армия в походе за один день, делились своими соображениями об осаде замков и греческом огне. Неподалеку, слева, два тамплиера рассуждали о событиях тридцатилетней давности, когда каирский халиф пожал руку франкскому послу Гуго Кесарийскому.
А Филипп смотрел на Ингеборгу. Какое ему было дело до восточного халифа и греческого огня! Мысли его текли в ином направлении – скорее бы в спальню и там заняться любовью с прекрасной дочерью датской земли! Похоже, и она думала о том же, если судить по тому, как смущалась всякий раз, ловя на себе вожделенные взгляды своего супруга. А ловила она их часто, поскольку смотрела только на него, лишь изредка бросая взоры в сторону музыкантов, акробатов и канатных плясунов.
Но все на свете когда-нибудь кончается. Подошел к концу и свадебный пир с его весельем, песнями, танцами, плясками.
Королева-мать поднялась с места. Вслед за ней – придворные дамы. Ингеборга увидела, как все они направляются к ней, и, помимо воли, кровь бросилась ей в лицо, ставшее пунцовым. Значит, пора. Что ж, она готова. И пошла следом за Аделаидой в опочивальню. За ними – шлейф дам. Так положено. Надлежало убедиться в том, что камеристки приготовили брачное ложе, украсив его цветами и надушив благовониями. При возвращении «шлейфа» в зал к супруге должны были отвести новобрачного. Их четверо, провожатых. Всегда четверо. В данном случае – Гарт, Герен, граф де Невер и… епископ. Без него нельзя. Он должен освятить дверь опочивальни. Для этого у него имеется серебряное распятие. Таков обычай.
