– Передайте его святейшеству, – сказал он легату, – что Агнесса Меранская моя законная жена. Она уже родила мне дочь. Расставаться с ней я не собираюсь.
– Приговор ваших прелатов недействителен и Рим его отменяет, – сурово сдвинул брови легат. – Святой престол обвиняет вас в двоеженстве и предупреждает, что это грозит вам большими неприятностями.
– Я подумаю над этими словами и отвечу понтифику.
– Когда?
– Когда сочту нужным. Вы свободны.
И Филипп стал ждать, надеясь, что Иннокентий III успокоится.
– Должен, – убежденно сказал Герен. – Какой резон папству ссориться с Францией, да еще по такому пустяку? Подумаешь, король поменял одну бабу на другую. Будь папа поумнее, послал бы датчанина ко всем чертям и вспомнил о вечном противостоянии Германии и Рима в борьбе за власть. Не думаю, что в этих условиях помощь французского короля окажется лишней для него.
– Похоже, новый понтифик туп и спесив, – заметил Филипп.
– Дальнейшие события покажут.
Ричард Английский стал понимать, что партизанская война не годится, во всяком случае, своими силами ему не справиться с противником. Значит, необходимо вовлечь в эту игру другие страны, заинтересованные в ослаблении Франции. В первую очередь это его южные владения, в которых витал дух независимости. Тулузское графство и Наварра – вот с кем надлежало наладить отношения.
Неожиданно существенную помощь английскому королю предложил граф Рено Булонский, а за ним граф Фландрии, отказавшийся от клятвы верности Филиппу Августу. Ему не нравился постоянный надзор Франции, и он хорошо помнил, как Филипп еще в 80-х годах потеснил его границы. А ведь было время, Фландрия видела в Англии своего врага, что объяснялось просто: Генрих II был силен, Людовик VII – слаб. Теперь Филипп становился могущественным правителем, и Фландрия трусливо переметнулась к англичанам.
Итак, назревал крупный конфликт. Ричард собирал силы. Он вознамерился разбить французов и уничтожить их короля. Он должен показать всем, какой он храбрый и бесстрашный воин. И он ликовал: Франция оказалась в окружении его союзников.
Между тем умер император Генрих VI, и тотчас вспыхнула борьба за престол. Соперников двое: Оттон из рода Вельфов, сын сестры Ричарда, Матильды, и Филипп Швабский, сын Фридриха Барбароссы. Ричард стоял за Оттона; Филипп, естественно, принял сторону брата Генриха VI. Тот немедленно объявил себя союзником французского короля и обещал помочь в войне. Оттон в пику ему уверил Ричарда в своей поддержке.
Что же предпримет папа? Исходя из соображений конфликта с Францией на почве семейных перипетий короля, он, вероятно, примет сторону Ричарда. Так и оказалось. Мало того, в наступившем голоде он усмотрел наказание Божье за то, что французский монарх оттолкнул от себя законную жену. Добавим к этому, что на английского короля Иннокентий III смотрел… как на ярого борца с исламом за обладание Гробом Господним и связывал с ним свои политические замыслы.
Но папа не стремился каким-либо образом разрешить конфликт между Англией и Францией, способствовавший укреплению его авторитета. Поэтому он занял позицию выжидания. Однако оба противника не стали ввязываться в борьбу претендентов на престол империи, у них хватало и своих забот, ибо война в Нормандии продолжалась.
Сервы по-прежнему не чувствовали себя в безопасности: все так же душили их поборами, убивали и калечили их самих. Единственным спокойным местом был королевский домен, и крестьяне массово бежали на земли короля. Феодал требовал возместить убытки путем обмена сервов, и тогда составлялись договоры. Их много в эпоху Филиппа Августа. Монах-летописец приводит списки. Согласно договору епископы и аббаты просили денежный выкуп. Серв платил за себя, но король отдавал пострадавшей стороне лишь половину этих денег, другая половина шла в казну. Король, таким образом, богател, а соседние сеньории беднели. Иль-де-Франс процветал, в то время как Блуа, Сансер, Невер, Шампань хирели, лишаясь рабочих рук. Таковы были результаты безжалостной эксплуатации крестьян в этих и других провинциях, в частности в Нормандии, куда король выступил с войском в сентябре 1198 года.
Неожиданно увидели Эрмину. Она стояла на дороге близ предместья Сен-Дени, взглядом провожая воинов. Филипп с друзьями подъехал к ней.
– Нелегко тебе теперь, мать, – произнес он, гарцуя на лошади. – Всем нелегко. Голод никого не щадит – ни серва, ни монаха. А тебя? Гарт, останови повозку. Возьми, Эрвина, в котомку столько, сколько унесешь.
Она протестующе подняла руку.
– Нет, король! Береги для воинов. А мне силу дают травы, листья и коренья. Я знаю, как заставить их кормить себя. В моем распоряжении еще змеи. Их много у болот. Помнишь, ты сам оказался там, когда заблудился в лесу? Давно это было. Гарт спас тебя.
– Хочешь сказать, что ты ешь змей? – подошел к ней Гарт. – Разве они тебя не кусают?
– Кусают только глупцов. Змея – что человек: со злобой подойдешь – ответит броском; заговоришь с ней ласково – и она отплатит добром: сама в руки пойдет, не ленись, бери ее. Будь люди умнее, змеи кормили бы их. У них вкусное мясо. Вместо этого люди ругают короля.
– Всему виной папа римский, – заявил Бильжо. – Говорит, Бог наслал на Францию голод из-за того, что король не живет с датчанкой.
– Слышала, – кивнула Эрвина, – только вот что скажу. Не верьте сказкам глупого осла. Папа ваш, видать, совсем слаб умом, коли несет такую чушь. Ураганы повинны, кому же об этом не известно? Да и не первый это голод. Пять лет назад такой же был. Тоже из-за датской принцессы? Или папа на сей раз выдумал другую причину? Ответ на всё дает природа, а не ваш Бог. Надо уметь читать ее… Но ты, король, вижу, снова собрался в поход?
– Ничего не поделаешь, – ответил на это Филипп, – мечу предстоит решить наш спор. Один хозяин должен быть на этой земле. И я прогоню отсюда англичанина.
– Не дает тебе покоя проклятый Плантагенет, – вздохнула Эрвина, – никак ты с ним не справишься. Но недолго уже… Видение мне было однажды после беседы моей с Мерлином, у могил моих деток. Забылась я коротким сном и увидела стрелу… а рядом арбалет. И с конца той стрелы капала черная кровь. Но не твоя, а врага твоего, ведь ты рядом стоял, а арбалет держал твой стрелок. Верь моему слову, король Филипп: что видела, то сбудется и не позднее года… Мерлин никогда не врет.
– Хотелось бы знать, чья же это кровь была? – полюбопытствовал Герен. – Об этом Мерлин не сказал?
– Не успел. Снова уснул. Он ведь просыпается совсем ненадолго, только когда я его попрошу указать путь либо дать совет… А теперь попрощаюсь с вами, славные мои рыцари. Подойдите ближе, каждого поцелую, и смерть обойдет вас стороной. Так говорил мой друг.
Первым подошел Филипп.
– Я рада, что твои друзья не покидают тебя, – сказала она ему. – Ты осмотрел себя и понял, сколько ты стоишь для них, а потому стараешься быть еще дороже. Вот причина, по которой они не изменяют тебе.
