Крестьянская деревушка оказалась в центре арены боя. Так уж вышло. И бедные вилланы, бросая свои дома, стремительно разбегались кто куда, только бы не попасть под меч рыцаря – своего ли, чужого ли. Запылала чья-то хата – проворно, с запада на восток, как дул ветер. Выскочили из дома трое: крестьянин, его жена и ребенок у нее на руках. У отца семейства в руках вилы. Бросился на первого попавшегося, мчавшегося совсем рядом с окровавленным мечом в руке. Замахнулся на него крестьянин своими вилами, защищая семью, да тут же и упал, обливаясь кровью: меч рыцаря развалил его почти надвое. Заметалась, заголосила мать, не зная, куда бежать, а рыцарь уже налетел на нее, рассек голову. Вскрикнув и не закрывая глаз, брызгая вокруг кровью, мать повалилась наземь, из последних сил прижимая к груди ребенка – девочку лет трех-четырех. Поглядев на нее, убийца снова занес меч, склонился даже с седла, чтобы вернее достать цель, как вдруг чей-то клинок с силой отвел в сторону лезвие его меча.
– Остановись, рыцарь! Клянусь, еще одно твое движение – и мы скрестим оружие!
Всадник не поверил своим глазам:
– Герен?…
– Прочь, сказано! – крикнул бывший монах-госпитальер, держа в руке меч с красным от крови лезвием. – Шутить не буду!
Рыцарь пожал плечами и дал шпоры коню. Битва еще не совсем утихла, и он снова принялся рубить головы, руки, тела, – но уже врагов, тех, что привел граф Геннегау.
Герен слез с коня, подошел. Мать была уже мертва. Дочурка, плача навзрыд, глядела на ее лицо, рассеченное пополам, и дико кричала, протягивая к нему руки, стараясь обнять, но попадая ладошками только в кровь и измазывая этой кровью шею, губы и грудь матери:
– Мама!.. Мамочка! Ма-а-ма!!!
Герену с трудом удалось разжать руки женщины. Схватив девочку, он прижал ее к себе. А она, глупенькая, пыталась вырваться и всё тянула свои окровавленные детские ручонки к матери, и всё звала, крича обиженно, с надрывом, словно хотела криком своим воскресить мать, заставить ее подняться и вновь прильнуть к ее груди.
Герен почувствовал, что уже не в силах этого вынести. Посадив девчушку впереди себя и кое-как привязав ее к луке седла, он тронул коня. Огляделся. Теперь – туда, где Филипп, рыцари которого уже довершали разгром врага у самых стен замка.
В стороне он увидел оруженосца верхом на лошади. Подъехал к нему, осадил коня.
– Почему ты один? Где рыцарь?
– Сеньор убит, – печально ответил юноша. – Что мне делать, ведь я остался без хозяина.
Герен бросил взгляд на замок. Битва шла к концу. Подъемный мост был опущен. В той свалке, что происходила там, по этому мосту теперь могли проехать как те, так и другие. Граф Бодуэн Фландрский видел это. Стоял, озирался, в бессилии махал мечом, потом опустил голову. Рукоять меча стукнулась о ножны. Его окружили придворные. Вернуться в замок? Да нет хода назад: повсюду люди короля Филиппа – кричат, машут клинками, угрожают перебить всех до единого. Король неподалеку, в окружении своих ратников. Победоносно смотрит на угрюмо молчащего дядю своей супруги и на его замок.
– Стой здесь – и ни с места! – строго приказал Герен оруженосцу, со страхом поглядывавшему на него. – Держи вот это. – Герен отвязал девочку, протянул ее всаднику.
Тот совсем растерялся. Взял, протянув руки, беспомощно захлопал глазами.
– Держи, пока я не вернусь, – сдвинул брови Герен. – Меч у тебя, я вижу, есть. А лук? Возьми мой. Вот стрелы. Случится что с малюткой – шкуру с тебя спущу, так и знай! Повторять больше не стану, будешь стоять и ждать меня. Вытри ей руки, видишь, они у нее в крови. Так она всю себя перепачкает. Приласкай ее: распахни свою куртку, сунь туда. Пусть согреется, утихнет немножко.
– Сеньор, а кто это?… – осмелился спросить оруженосец. – Ваша дочь?
Герен обернулся. Улыбнувшись, кивнул:
– Да, это моя дочь!
И дал шпоры коню.
– Хвала Создателю, ты жив! – обрадовался Филипп. – Гарт тоже.
– Чем кончилось, король?
– Сейчас поедем в замок.
– Оммаж? Наконец-то! Башку бы ему снести за то, что пролил кровь стольких людей.
– Никакого оммажа. Простое перемирие. Но его надолго запомнит граф Фландрский Филипп.
Обратно ехали быстро, но невесело: потеряли часть своих, да и голодны были. Зато вели в поводу несколько сот боевых лошадей, в телегах везли доспехи. Неплохое приобретение, что ни говори.
В Париже Филиппа ждал новый сюрприз: Тибо V граф де Блуа приехал заключать перемирие.
Герен ничего не приобрел в этом походе: ни коня, ни денег, ни доспехов. Зато он привез ребенка, на которого долго любовался, когда они в пути устроили привал. У девчушки были светло-зеленые глаза, цвета спелого желудя волосы и маленький, пуговкой, носик. Долго она не переставала плакать, вспоминая, что видела, и не понимая, куда ее везут из деревни, где она родилась. Миновали уже треть пути. Тут она немного успокоилась и даже несколько раз с любопытством, подняв головку, посмотрела на незнакомого дядю, который показался ей вовсе не страшным, как было поначалу. К тому же Герен всю дорогу бережно прижимал ее к себе и гладил ее спутанные волосы, хотя и не говорил ни слова. Сказал потом, когда они приехали и он сдал ее на руки служанкам и кормилицам.
– Ты так и не назвала мне своего имени.
– Эрсанда, – тихо произнесла девочка.
Герен переглянулся со служанками.
– Вообще-то, это простонародное имя, – пояснила одна из них, – но вполне подойдет и для девушки из знатной семьи, которая прибавит к нему звучную фамилию…
– Она не вилланка, а благородного происхождения. Какого – вам знать вовсе не обязательно. Отныне на ваши плечи ложится воспитание моей дочери.
– Так она ваша дочь?! О, сеньор, что же вы нам сразу не сказали? – засуетились служанки. – Боже правый, дочь друга короля и его советника!..
– Надеюсь, я не найду повода наказывать вас за нерадивость в вопросах воспитания девочки, – сказал Герен напоследок, передавая им Эрсанду.
И тут она вдруг посмотрела на него и спросила:
– А как тебя зовут?
– Герен, – ответил он с улыбкой. – И отныне я буду твоим… словом, буду часто навещать тебя, хочешь – каждый день. Но это в том случае, если я не уеду на войну.
Только он это сказал, как она снова заплакала на руках у кормилиц. Ну, те-то знали, как ее успокоить, не догадывались только, что слезы вызваны страшными воспоминаниями. Хорошо бы они быстро забылись, ведь ничего уже не вернешь. И они забылись. Помог этому сам Герен, который ежедневно навещал свою воспитанницу и рассказывал ей про доброго волшебника Мерлина, про мальчика, который поймал медведицу вместе с медвежонком, и даже поведал легенду о Тристане и Изольде. Конечно, Эрсанде еще рано было слушать о любви, но других сказок Герен не знал, а легенда об Изольде, как ни странно, пришлась девочке по вкусу, хотя она поначалу многого и не понимала.
