– Разумеется. У нее здесь любовник.
И тут Изабелла прикусила губу. Если этот лысый легат с крысиными глазками начнет раскапывать дальше, то доберется до Гарта, а ей совсем не хотелось, чтобы этого красавчика тащили на суд церковного капитула и допытывались о его связях с катаркой. Черт знает до чего может дойти такое судилище, даже до костра. Этот церковник – настоящая пиявка: не отпустит, пока не напьется крови. Впрочем, король, наверно, выручит из беды своего шамбеллана. Так или иначе, но Изабелла решила не говорить о Гарте, когда легат спросит ее о нем. И он спросил:
– А известно тебе, дочь моя, где сейчас ее любовник? Ведь если она уехала одна, значит, он остался здесь. Пойми, святой Церкви это очень важно знать, ибо человек, деливший ложе с еретичкой, мог сам обратиться в дурную веру и заразить этой болезнью других. А потому мы должны найти и излечить его, дабы он остался добрым христианином.
– Увы, святой отец, – не моргнув глазом, солгала Изабелла, – говорили, он погиб, когда король водил свое войско на Фландрию. Кто-то из рыцарей видел его мертвым… Но еще я слышала, что катары объявились в Труа и занимаются там своей миссионерской деятельностью. Среди них есть даже женщины.
– До меня тоже доходили такие слухи, – прибавил приор, – хотя я совсем недавно прибыл из Лимузена.
– Что, если особа, которая нас интересует, среди них? – высказала предположение Изабелла.
– В Труа? Из Тулузы? – нахмурился легат и недоверчиво покачал головой. – С какой стати ей забираться в такую даль?
– Париж еще дальше, а ведь она была здесь. Так отчего бы ей не появиться в Труа?
Графиню поддержал аббат:
– Эти катары под видом паломников странствуют по всему королевству, питаясь подаянием и ночуя где попало, либо там, где веруют в их учение. Их ловили даже во Фландрии. Непонятно, куда смотрит епископ Труа?
– Либо до него не доходят эти слухи, либо он попросту ослеп! – в негодовании воскликнул Андре Капеллан.
– Я открою ему глаза, – зловеще промолвил Октавиан, – и если подтвердятся твои слова, дочь моя, я доложу Святейшему о твоем усердии в поимке и уничтожении врагов веры. Можешь после этого обращаться к наместнику Христа с какой-нибудь своей просьбой, уверен, он не откажет тебе.
– Благодарю, святой отец, – склонила голову Изабелла.
– Не будем тянуть, – заметно оживился легат. – До Труа не так уж далеко. Сегодня же со своим отрядом я отправляюсь туда.
И он торопливым шагом направился к епископскому дворцу.
Глава 19. Костер в Труа
Филипп сидел в кресле и задумчиво поглаживал пушистого кота, которого Генрих Молодой привез ему из Нормандии. На короле теплая мантия синего цвета с вышитыми на ней золотыми лилиями. На ногах войлочные сапоги. У Гарта с Гереном таких мантий нет, поэтому они жмутся к очагу, где потрескивают дрова. И поглядывают на юного монарха, стараясь угадать его мысли. Но попробуй угадай. Смотрел бы на кота – другое дело. Но взгляд короля неподвижно устремлен в угол комнаты, на этажерку с книгами, которые так любил его отец.
Филипп думал о нем и вспоминал его слова. Разбить, разрушить державу Плантагенетов! Отобрать у них владения, а для этого перессорить между собой сыновей Генриха, оставаясь другом для каждого из них, а также для него самого. В этом цель! Быть волком и лисой в одном лице. Он понимал, что ему предстоит нелегкая борьба со знатью, которая никак не желает признавать его права сюзерена. Их всех надо прижать, раздавить, подчинить себе, а для этого он должен быть силен. Что же даст ему эту силу? Территория! А она в руках англичан. И вассалы все так же будут огрызаться, пока земли короны не станут в два, в три раза больше, нежели сейчас. По-прежнему хмурит лоб его сводная сестра Мария, как будто брат виновен в смерти ее мужа. Притихли на время графы Блуа; затаился Филипп Эльзасский вместе с тестем графом де Эно; настороженно косится на юнца, возомнившего себя королем-сюзереном, Эд Бургундский. И с каждым нужно разобраться, поставить на место, чтобы не кусали за пятки, когда он отправится воевать в Аквитанию, Нормандию, Анжу, помогая одному из братьев Генриха против другого брата. Потом можно наоборот, и даже на их отца. А к тому всё и идет. Что касается Нормандии и Анжу – до них дело дойдет не скоро. Это владения Плантагенетов, которым, похоже, предан и народ. На остальной территории владычество англичан непрочно. Бретонцы откровенно ненавидели северных господ. Свободолюбивые аквитанцы тоже мечтали сбросить с себя иго. Мятежи следовали один за другим. И его, Филиппа, задача – поддерживать мятежников. Собственно, это не так уж сложно: волчата без конца грызутся между собой, потом все четверо нападают на отца, требуя денег, земель, замков. Это устраивало юного короля: живи волчата в дружбе, они загрызли бы его, напав всей стаей.
– Пока все идет как надо, – проговорил Филипп, не замечая, что мыслит вслух. – Зверьки кусают друг другу лапы. Скоро вцепятся в горло…
Друзья переглянулись.
– Недолго ждать, король, – произнес Герен. – Вассалы Аквитании бунтуют против Ричарда. Да ты и сам знаешь. А оба его брата на их стороне. Ричард зол. Говорят, пошел на Бретань.
– Хочет навредить Жоффруа, – отозвался Филипп. – Отец за него. Любопытная вырисовывается картина: двое против двух. Что ж, посмотрим, чем кончится. А неплохо я подготовил Генриха Молодого, чтобы в союзе с Жоффруа выступил против Ричарда. Пусть семейка теперь повоюет в Бретани. Но если Генрих Младший попросит помощи, я выступлю ему на подмогу.
Филипп был недалек от истины. Генрих и в самом деле уже послал к нему за помощью. Но кого же? Свою жену Маргариту, сестру Филиппа от второго брака Людовика. Собственно, супруг хотел уберечь ее от опасностей гражданской войны, потому и отправил к французскому двору, заодно наделив известной нам миссией. Она и приехала к брату. Филипп тотчас послал на помощь Генриху Молодому войско наемников. А Ричард тем временем, опустошив и разграбив Бретань, вернулся в Аквитанию и взялся усмирять своих вассалов. Отец был с ним. Они взяли несколько крепостей и приступили к осаде Лиможского замка. Рутьеры тем временем помогли Генриху захватить замок Сен-Леонар.
Неожиданно все закончилось самым удивительным образом: Генрих Молодой, наследник английской короны, внезапно скончался в Лимузене. С его смертью война прекратилась. Но это произойдет чуть позже, а пока беседа короля с друзьями была прервана появлением Рокбера де Монзона.
– Государь, к Гревской набережной прибыли суда. Идет разгрузка и погрузка. Тамплиеры послали за вами. Не хотите ли посмотреть, что привезли купцы?
– Охотно, – поднялся с места Филипп. – Друзья, за мной! Поглядим, какие товары доставили в Париж.
На набережной, как и во всяком портовом городе, было людно и шумно. У пристани, в самом глубоком месте, стояли три легких корабля. По сходням, переброшенным на берег, ходили грузчики, каждый с поклажей. Одни, горбясь, тащили мешки с рыбой, воском, сахарными головами, коноплей, мылом, рисом, миндалем и смолой. Другие несли сундуки с дорогими тканями: парчой и муаром, атласом, разноцветными шелками. Все это привезли из Византии, Флоренции и Милана. В основном же ткани, в частности шелк, потекли во Францию с Востока после крестовых походов. Кроме этого на набережной уже лежали рулонами ковры из Реймса и Арраса, доставленные сюда по Марне. Один из них был наполовину развернут – купцы показывали всем желающим вытканные сцены сражений, охоты.
