– Пора промочить горло, король франков. Ты много говоришь.
Они опорожнили бокалы, и Филипп продолжал:
– Я не сказал еще про школы. Их в Париже три: школа Богоматери под присмотром канцлера, потом при аббатствах, и частные, которые открывают клирики, получившие звание магистров. Они обучают, конечно, по своему усмотрению, но всегда под контролем епископа или канцлера. Кроме того, есть школа Абеляра на левом берегу. Остальные, а их, поверь, много, располагаются на острове, но в основном на том же левом берегу. Их там столько, что они стали называть себя Университетом. А представь теперь, сколько студентов в городе! И все хотят учиться, быть умными. Я отведу под школы весь левый берег. Они будут готовить не только к служению Господу, но и дадут знания письма, счета, теологии. Боюсь только, после изучения права и свободных искусств школяры поменяют духовную стезю на мирскую. Я буду принимать к себе этих клириков, пусть трудятся на государство.
Вновь заиграли флейты, фретели и виолы, застучали музыканты в бубны и барабаны. Полились песни, заплясали танцовщицы, вышли жонглеры и шпагоглотатели.
– Не упускай из виду Ричарда, – наклонился Филипп к самому уху сына Генриха. – Думается мне, он хочет захватить Бретань.
– Мою Бретань?! – вскричал Джеффри, побледнев.
– Ведь он уже нападал на нее дважды. А нет – так твой отец отдаст ее Джону.
– Пусть только попробует! Я пойду войной и сверну башку этому недоноску, что зовется моим братом!
– Сначала договорись с отцом, – гнул свою линию Филипп. – Собери войско и иди на него. Он должен понять, что это твоя земля и ты не намерен отдавать ее никому.
Джеффри молчал, тупо глядя в пустой бокал. Филипп был прав: Генрих II владел Нормандией, Аквитанией, Бретанью и Анжу. Словом, всем. Сыновья его, хоть и числились хозяевами тех или иных земель, фактически не имели никакой власти, которую могла дать им только смерть отца.
Оставим же веселиться это общество. Картину жизни людей в тогдашнее время мы увидели.
Глава 3. Ярмарка в Сен-Жермене
Мария Французская, самая старшая из сестер Филиппа, поддерживала деверей своего мужа Генриха Щедрого, иными словами, братьев Адели Шампанской, в борьбе против брата. Ну не верила, что из юнца выйдет что-то путное, поэтому ставку делала на Шампань. Теперь, увидев, что волчонок показал зубы, от которых не только Фландрии и Шампани, но и ей может не поздоровиться, она решила навсегда помириться с братом. Мало того, она выдала свою дочь Марию замуж за Бодуэна IX Фландрского, который приходился зятем Филиппу, ибо Изабелла де Эно была его сестрой. Вот поэтому Филипп и не собирался разводиться со своей женой. Он знал (или догадывался), что свадьба шурина с его племянницей не за горами, об этом шли разговоры. Женщину всегда лучше видеть союзницей, нежели врагом, это Филипп уяснил для себя твердо. И теперь он повернулся лицом к Плантагенетам, тем более что в марте 1186 года в Амьене был заключен дополнительный договор о дальнейшем полном наследовании земель Элеоноры де Вермандуа французской короной.
Отныне цель Филиппа – английский король. Он думает над этим со своими советниками, запершись в покоях, а в комнате рядом веселятся дети. Отсюда убрали все лишнее; сейчас в ней круглый камин с вытяжным колпаком, статуя святого Дионисия в глубине стены довольно высоко от пола, под ней медный подсвечник. Широкое окно, на нем подвижные шторы. В левом углу кровать, закрытая пологом, в правом – такая же кровать. Одна для Раймона, другая для Эрсанды. На ночь обе разделяются ширмой. Из мебели – две скамеечки, стулья, шкаф для игрушек, скамья и сундук. Пол выложен плиткой и устлан ковром из Буржа.
Эрсанда играла в куклы; Раймон – в деревянных солдатиков, которых выстраивал рядами, а потом сталкивал друг с другом. Когда это надоедало, дети забавлялись каштанами; у каждого был ящичек с личными запасами. Игра состояла в том, чтобы попасть своим битком в тот, который по жребию выставлялся у стены. Попал – забираешь оба; промахнулся – твой биток остается там, куда ты его послал. Теперь бросает свой каштан соперник; ему легче: впереди уже две цели вместо одной. Но если и он промазал, то каштанов становится три. Выигрывает тот, у кого больше попаданий.
Но что самое интересное – как только намечалась эта игра, дети тотчас бежали за Робером. Он сразу им понравился, едва появился во дворце. Однажды из любопытства он заглянул в детскую комнату и, увидев Раймона верхом на деревянной лошадке, а Эрсанду в обществе кукол, залюбовался ими и, от души улыбаясь, так и остался стоять в дверях. Дети вначале оробели, потом, осмелев, позвали его к себе. Не знает ли он какой-нибудь интересной игры? Робер покопался в памяти и вспомнил, как в детстве тоже играл в каштаны, а потом ими же сбивал ветки, воткнутые в землю. Но тут земли нет, ветку не воткнешь. Значит, можно поставить маленьких деревянных солдат и сбивать их по очереди. Кто больше всех собьет, тот и выиграл.
Дети пришли в такой восторг, что немедленно, ухватив за руки Робера, бросились на улицы Парижа в поисках каштанов, которых у них явно было мало. Слава богу, стояла осень, и их хватало на земле. К весне они немного подсохли, только и всего, сохранив свой первозданный вид.
Такую картину мы наблюдаем и сейчас: все трое, сидя на полу, по очереди бросают каштаны (у Робера тоже был свой запас), которые, ударяясь об стену, разлетаются во все стороны.
Довольно часто к ним заглядывала Маргарита. Робер тотчас вставал с пола, но она, смеясь, махала ему рукой, усаживалась на стул и с улыбкой наблюдала за игрой, хлопая в ладоши всякий раз, когда выигрывали дети.
Что поделаешь, Маргарита не имела своих детей, хотя была уже далеко не молода. Ее единственный ребенок от Генриха Молодого родился недоношенным и умер спустя три дня. Роды оказались трудными, она так мучилась, бедняжка! И вот результат… Сколько слез было пролито ею возле маленького гробика – одному Богу известно. Еще больше слез – когда молилась о новой беременности. Но Бог не услышал ее молитв. Видно, тяжелые роды сделали ее бесплодной.
И ни один из троих игроков в этот день не видел, как веки несчастной Маргариты наливаются слезами, и не знал, что сердце ее разрывается на части при виде ребятишек. Глядя на них, она подумала, что, если бы тогда ее малютка Готье не умер, ему было бы уже 9 лет, и он так же сидел бы сейчас на ковре и бросал свои каштаны…
Она заплакала – тихо, по-женски, роняя слезу за слезой. Потом вышла и направилась по коридору. Куда? И сама не знала. Гарт тем временем разыскивал ее. Увидев его, она бросилась ему на грудь и забилась в рыданиях.
– Что с тобой? – спросил он, держа ее в своих сильных руках.
Она подняла к нему заплаканное лицо.
– Я была у детей… видела, как они играют… Понимаешь меня?
Гарт молча глядел на нее. Он все понял. Но слов не находилось, да и не нужны были они.
– Я искал тебя, Марго. Сегодня Сен-Жерменская ярмарка. Твой брат не бросает слов на ветер, – сделал то, что обещал. Идем, я куплю тебе ожерелье или что-нибудь другое, на твой выбор. Что тебе хочется?
