– Это потому, что ты стал отцом, Бильжо. Узнай дочь, что ты поднял руку на женщину, она стала бы презирать тебя.
– Моя малышка… – ответил Бильжо, поглядев на север, – как она там без меня?
На другой день на совете Филипп объявил:
– А теперь – на Шатору. Возьмем его – пойдем на Деоль. И отныне земли эти будут принадлежать французской короне, о чем надо известить Ричарда. А коли он вздумает вновь отобрать у меня эти территории, клянусь Богом, поймаю и повешу на первом же дереве как непокорного вассала!
Едва вышли из Исудена, примчался дозорный с вестью: армия герцога Аквитанского движется навстречу, она уже в Деоле.
– Быть битве, – решил Филипп и собрал совет.
Войско остановилось на широком поле между Деолом и Шатору, у самой границы с Исуденом. Слева и за спиной лес, справа речка – приток Вьенны, впадающей в Луару.
Изготовились обычным порядком: лучники, пехота, всадники. В лесу – засадные полки, готовые ударить с флангов и в тыл. С другого края союзник – река.
Утром впереди показались аквитанцы. Остановились в четверти мили. Тотчас выехал всадник на белом коне и помчался в сторону королевских полков. Слева и справа от него – по два рыцаря. Парламентеры? Не похоже. Уж не сам ли «орленок» решил встретиться с сюзереном? Филипп – в центре и впереди войска – ждал. Рядом с ним верная охрана.
Всадники приближались. Белый конь стал на дыбы, замер в десяти шагах от короля. Подъехал ближе. Теперь они рядом – французский монарх и аквитанский герцог Ричард Плантагенет. Сюзерен и вассал. Рядом с Филиппом папский легат на вороном иноходце. Ему есть что сказать мятежному англичанину.
– С чем идешь на меня, Филипп? – помрачнел герцог. – Хочешь войны? Пусть так, но все равно Аквитании тебе не видать. Земли эти принадлежат английской короне, и владею ими я.
– Вернее – твой отец, – ответил Филипп. – Ты в его руках всего лишь игрушка, которую он легко выбросит, сломав. У него есть другая, любимая, которая выгонит тебя отсюда.
Ричард заскрипел зубами: он понял, о ком идет речь.
– Я взял у тебя Исуден, теперь он мой, – продолжал Филипп. – Точно так же я отниму у тебя и Шатору. Скоро ты останешься ни с чем: у тебя мало воинов, да и те в основном англичане, а значит, чужаки на этой земле. У тебя есть два выхода: либо ты складываешь оружие и соглашаешься на мир, оставаясь моим вассалом, либо я разобью тебя, а самого упрячу в тюрьму.
– Уверен в этом? – ухмыльнулся Ричард. – Что, если я одержу верх?
– Тогда на тебя пойдет войной твой брат, которому отец обещал Аквитанию. Он поможет сыну стать герцогом, будь уверен, а ты… тебе они выделят какой-нибудь захудалый городок в Англии, где ты будешь командовать пастушками и петь с ними любовные канцоны. Да, чуть не забыл. Время от времени тебе предстоит являться к своему младшему брату. Как преданный вассал, преклонив колени, ты будешь целовать ему руки под смех его придворных дам.
Ричард побледнел, сжал кулаки. Взглядом, казалось, готов был испепелить и лошадь, и всадника, что перед ним. Искал ответ, но не находил. Крикнул поэтому в бессилии:
– Я воин! Мое дело биться мечом и копьем. Эта земля принадлежит моей матери, я здесь вырос и говорю на здешнем языке. Никто не смеет править этой областью, кроме меня.
– Я не собираюсь лишать тебя твоих прав как законного властителя этих земель и своего вассала. Но так не думают твой отец и брат. В борьбе против них тебе выгоднее иметь французского короля союзником, а не врагом. Клянусь обедней, Ричард меня больше устраивает, нежели его глупый и спесивый младший брат.
– Стыдитесь, рыцари, властители и монархи! – выступил вперед легат и поднял распятие, грозно потрясая им над головой. – Мусульманские орды пришли в движение, государству крестоносцев на Востоке угрожает смертельная опасность. Гроб Господний вот-вот осквернят неверные, коими командует Саладин. Да будет вам известно: из-за глупости некоего рыцаря де Шатильона, захватившего сарацинский караван, в котором находилась родная сестра самого Саладина, султан двинул свои войска. Он перешел уже Иордан и скоро окажется близ стен Иерусалима! Кто защитит Гроб Господень, святыню христианства? Несколько рыцарей и глупый король вместе с ними?
Сотнями гибнут тамплиеры, пытаясь преградить путь Саладину, и головы их сей нехристь насаживает на копья! И вот вместо того чтобы идти на помощь нашим братьям, защитить святыню и уничтожить мусульманскую заразу, вы, глупые волки, грызетесь друг с другом из-за земель. Об этом ли думать надлежит, когда великая беда нависла над христианством! В поход на неверных – вот в какую сторону следует обратить ваше оружие! Что же вместо этого я наблюдаю? Христиане убивают друг друга в бессмысленных войнах, их становится все меньше, а черные орды мусульман плодятся, ширятся, их все больше с каждым годом. Скоро они сожрут всё на своей земле и, осквернив память Господа нашего, ринутся на Европу. Кто тогда защитит ваши земли, спрашиваю я вас, если уже сейчас вы готовы перерезать друг другу горло из-за города, замка, из-за клочка земли? А может, желаете ходить у сарацин в пастухах или мечтаете видеть свои головы насаженными на их копья?! Стыдитесь, снова говорю вам, и падите оба на колени пред образом Спасителя! Обещайте прекратить вашу войну и двинуться в новый поход, дабы очистить подступы к граду Господнему от мусульманской нечисти!
И, спешившись и протянув руку с распятием, легат застыл в ожидании. Соскочили на землю и король с герцогом. Пали на колени один за другим и приложились губами к святыне. Кивнув удовлетворенно, легат осенил крестом обоих.
– А теперь поднимитесь и заключите мир, как того хочет святая Церковь и ее глава – преемник Христа на земле.
Пристыженные, опустив головы, стояли рядом друг с другом король Французский и герцог Аквитанский. И так же, понурив головы, сидели в седлах воины и стояли, держа в руках копья и переминаясь с ноги на ногу, пехотинцы и лучники. Все слышали речь легата, и всем было ясно: не до войны сейчас, когда опасность нависла над Святой землей, над христианством. Как по команде, потянулись одна к другой две руки – французская и английская, и было заключено перемирие сроком на два года.
Возрадовались воины, засветились улыбками их лица. Еще бы! Свои, конечно, прелести есть в войне, ибо рыцарь, собственно, и рожден воином, но уж лучше крушить черепа мусульманам, нежели единоверцам. Да и грехи прошлые и настоящие отпустит за это Церковь, как это было во втором походе, пусть и неудачном.
И вздохнули с облегчением лучники и копейщики, в большинстве своем простолюдины. Знали – начнется бой, и почти все они полягут под мечами рыцарей, под копытами их коней. Да и сколько можно убивать своих же, христиан! А всё эти короли и герцоги. Вечно что-то делят, грызутся, как жеребцы по весне из-за кобылы, а им – расплачиваться своими жизнями. Уж лучше отдать их в борьбе с сарацинами, так хоть польза будет. Скатится голова с плеч – что ж! Зато не одного магометанина успеет проткнуть копьем, не одному вспорет живот.
