– Увы, весьма в плачевном, – заговорил казначей. – Почти все деньги ушли на подготовку похода в Палестину. Нужны кони, оружие, продовольствие, фураж, нужны корабли, на которых воины пересекут море. А это всё – деньги. Благодарите короля, что он не повысил налоговый сбор, – ему помогли рыцари ордена Храма и госпитальеров.
Король знаком остановил брата Эмара и продолжил:
– Но город тем и отличается от крепости, что имеет ворота. Для чего они? Для торговли. Где они будут? Об этом мы сейчас и поговорим. Одно непреложно: к воротам должны сходиться водные и наземные торговые пути. Помимо этого город обязан иметь укрепленные башни. Ту, что поставил еще Хильдерик Первый, называемую Левером, надлежит снести; на ее месте возведем донжон в окружении четырех башен. Это будет крепость высотой около ста футов. Отсюда, с этого места стена охватит полукольцом северную часть города; доведем ее до берега правее Гревской пристани. И остановимся пока на этом.
– А как же южная часть, государь? – спросил прево. – Она остается незащищенной.
– Как таковой, жизни на левом берегу нет, – ответил Филипп, – а потому эта часть города подождет, дойдет черед и до нее. Там у нас три аббатства, каждое укреплено: стены, башни, бойницы. Вокруг этих аббатств одни поля и виноградники. А правый берег защищает река.
– Как быть с нищими, ваше величество? Ими полны городские кварталы.
– Этот бич всех городов не устранить, ибо это зло неизбежно. Но коли об этом зашла речь, то вот мой сказ: нищие – укор вашей совести; вашей – банкиров, ростовщиков и прочих. И это еще раз призывает вас к пожертвованиям, как при возведении собора. Но если собор – символ смирения, то стена являет собой силу города, его могучий дух, несокрушимость. Того же, кто забывает о милостыне и пожалеет денег для защиты города, думая лишь о собственном богатстве, накажет Господь.
Остановившись, Филипп бросил выразительный взгляд на будущего епископа. Герен тотчас не преминул сослаться на Евангелие:
– «Христианину необходимо помнить, что если богатый всего лишь исправно посещает церковь и читает молитвы, то у него мало шансов войти в Царство Небесное, если он скуп на пожертвования». Об этом говорил Христос, живший среди блудниц и прокаженных и любивший их.
– Но это далеко не все, о чем я хотел сказать, для чего и собрал вас, – поднял руку Филипп. – Париж навсегда становится столицей королевства, местопребыванием монарха. Любимый город моего отца, Гуго Капета, Хлодвига. Колыбель Франции! Но что мы находим в этой колыбели? Зловоние, старые, покосившиеся дома, грязные, кривые, безобразные улицы… Флассан! – Он повернулся к прево. – Отчего в Париже кривые и грязные улицы? Я говорю не о тех, которые уже замостили булыжником три года назад. Отвечайте мне, я хочу знать!
– Но, ваше величество, ведь они немощеные, как же им быть чистыми? – виновато развел руками Готье де Флассан. – Когда дождь, они представляют собой настоящее месиво, а при засухе грязь превращается в пыль…
– И это в тихую погоду. А поднимется ветер?…
Пожав плечами, прево опустил голову.
– Я так и знал, что вы мне не ответите. Хорошо, а почему они кривые? Кто сделал их такими, ведь не сами жители?
Флассан принялся объяснять, сопровождая свои слова жестами рук.
– Именно так, ведь улицы рождаются от домов. Чей-то фасад выбился из ряда и вылез вперед, следом другой такой же дом – и вот уже улица повернула. А если дом полез назад, то встречный выпирает настолько же, насколько противоположный дом отступил вглубь. Снова улица поворачивает, но теперь уже в другую сторону…
– Возмутительно! – оборвал его король. – Строят кому как вздумается и когда кто захочет! Пора положить этому конец. Не город, а скопище разбросанных кое-как деревянных и глиняных сараев! Улицам надлежит быть прямыми, а не изогнутыми, как меч сарацина. Будем мостить улицы и выравнивать их, особенно те, что пойдут к воротам. Вылез дом вперед – снести его наполовину, а тех, кто посмеет возмущаться, выселим в предместья. Париж должен стать образцовым городом, как, скажем, Страсбург. А то ведь что получается: по улицам бродят коровы, свиньи и куры, висит белье, а прохожие зажимают носы оттого, что повсюду стоит вонь. Стыдно! Что подумают о нас гости? Париж, столица французского королевства, похож на развалины, а его улицы – вылитые трущобы! Мало того что кривые, они еще узкие и темные. Попади на одну из них в квартале Сен-Жермен или Сен-Мартен и, клянусь венцом Иисуса, уже не выберешься, потому что не разберешь, где вход, а где выход, в какую вообще сторону идти. Что там критский Лабиринт! Сам Минотавр заплутал бы на парижских улицах и в отчаянии рухнул бы в грязь, взывая о помощи. Не так ли, господин Аршамбо? – обратился король к городскому старшине.
– Ваше величество, улиц много, а людей у меня мало, – попытался защищаться тот. – Да и что мы можем сделать: камень не везут, нет песка, рабочие бастуют. А на север от квартала Сен-Жерве – там вообще одни болота.
– И тем не менее там живут люди. Как же они пробираются к своим домам?
– По доскам и бревнам. Это у них что-то вроде улиц…
– Черт знает что! Почему не засыпаны болотистые места? Почему маленькие отдаленные улицы напоминают скорее трясину? Мне говорили – там зыбкая почва, уходит из-под ног. Помои выливают прямо в эту грязь, мусор бросают туда же! Больницы переполнены людьми, страдающими заразными болезнями! Лечить их никто не умеет, и люди умирают десятками, сотнями! Причина кроется в улицах и переулках, которые кишат всякой заразой.
– Церковники утверждают, государь, что с этим невозможно бороться, ибо это кара свыше, – вставил прево, указывая пальцем в небеса. – Больным они устраивают публичные моления, проповеди, молитвы всем известным святым. Их несут для исцеления в аббатство Святой Женевьевы или в собор Богоматери.
– Вот откуда чума и проказа, – молвил Герен, – а мы ищем ее истоки в карающей длани Господа, ссылаемся на ливни, а потом на засуху. Утверждаем, что чума – болезнь, насылаемая колдовством, и обвиняем в этом женщин, которых объявляем ведьмами. Кому же это выгодно? Церкви, которая якобы нашла виновника эпидемии, или городским властям, не желающим видеть то, что творится у них под носом?
– Вы слышали, Аршамбо? А вы, Готье? Старшины цехов тоже? – грозно хмурил брови Филипп. – Долго это будет продолжаться? Или вы все хотите лишиться своих должностей? Желаете, чтобы король упрятал вас в тюрьму как пособников дьявола, сеющих заразу в нашем городе? В столице французского королевства! Так я прикажу Бильжо, он живо с вами поговорит.
Едва прозвучало это имя, присутствующие затряслись от страха, заикаясь, стали лопотать что-то в свое оправдание, в отчаянии устремили молящие взгляды на Флассана.
– Но, государь, что же делать, если не хватает рук, а жители продолжают выливать помои под окна себе или своему соседу?… – беспомощно развел руками прево. – Да хорошо бы одни помои, а то ведь… сами понимаете, ваше величество, что я хочу сказать.
– Полагаете, этими вопросами должен заниматься король? – побагровел от злости Филипп. – А вы? Для чего существует в городе администрация? И почему король должен выслушивать от вас этакие жалобы? Вы прево и находитесь у меня на службе, так что будьте добры впредь сами выслушивать жалобы и принимать надлежащие меры, а не плакаться перед королем. Власть над городом дана вам, а не мне.
