– Но как же быть с камнем и песком? Их так трудно вывозить с наших карьеров, которые, как вам, вероятно, известно, довольно далеко…
– А меня это не интересует! – вскричал король. – Конечный результат – вот о чем обязаны вы доложить вашему государю или его наместнику. Вам понятно? И не будем больше возвращаться к этому вопросу. Но если, вернувшись из похода, я найду город в столь же плачевном состоянии, в каком оставил… Берегитесь, прево, и помните, что у вас, в отличие от гидры, всего лишь одна голова и другая вместо нее уже не вырастет. А теперь приступим к стене. Прошу всех учесть, что вопросу этому я придаю первостепенное значение. Стена – это благосостояние горожан, а значит, увеличение королевской казны. Ворота – это пошлина, которая опять-таки идет в казну. И за этими поступлениями будут следить мои тамплиеры. Жаль все же, что они построили свое аббатство так далеко от города, хотя и обнесли его зубчатой оградой. Стена пройдет южнее, – ни к чему так далеко лезть на север. Горожанин должен жить рядом с ней, а не бежать к ней в случае нападения, высунув язык. Кстати, эшевенам надлежит произвести подсчет численности населения. Я должен знать, сколько народу живет в моем городе. А теперь – ограда.
И они принялись обсуждать план будущего строительства. Решено было возвести Луврский донжон на высоту свыше ста футов и к северу от него поставить ворота Сент-Оноре. Дальше восьмиметровая стена идет на северо-восток к церкви Сент-Эсташ, до ворот. Через них дорога ведет от рынка Шампо к горе Монмартр, где Людовик VI основал аббатство бенедиктинок. Его еще называли «крепостью монашек» или «женской тюрьмой». Следующие ворота – Сен-Дени, направление – дугой на восток. Аббатство, правда, как и замок Тампль, оставалось за пределами стен. Но это не беспокоило короля: оно было хорошо защищено трехметровой толщины зубчатой стеной и имело пять башен с бойницами. Монахи в то время умели, да и должны были воевать: нападение мог совершить кто и когда угодно. Вообще, Филипп любил там бывать, отдыхая в кругу друзей от своего дворца и государственных дел, среди убранства и пышности аббатства. Герен, невзирая на высказывания святого Бернара и Петра Кантора, возмущавшихся роскошью монастырских и церковных интерьеров, говорил: «Монастырь – дворец Господа. Он сеньор, и у него свои вассалы – святые, а потому дворец его должен блистать красотой и чистотой, ибо это преддверие рая».
Следующие ворота – Тампль, на одноименной улице, ведущей через квартал Сен-Жерве к резиденции тамплиеров. И пятые, на востоке – ворота святого Антония, сразу же за монастырем. До них тянулась улица с Гревской пристани, за ними – церковь Сен-Поль и дорога в Реймс. Полукружие стены упиралось своим концом в правый берег напротив пролива меж двух незаселенных островов восточнее Сите. В этом месте, на набережной Целестинцев, решили поставить дозорную башню под названием Барбо.
После некоторых дебатов в адрес северо-восточной части города постановили осушение болот предоставить тамплиерам. В конце концов, это их территория, и немалая, надо сказать: от улицы Стекольщиков, что ведет от церкви Сен-Мерри к монастырю Пти Сент-Антуан, – до самого замка с двумя донжонами и церковью по образу храма Гроба Господня. Вширь территория простиралась от старой улицы Тампль до новой, где пропасть болот, за осушение которых тамплиеры и взялись сразу же после возвращения из похода.
Через несколько дней Филипп уточнил план, добавив еще двое ворот. Первые – святого Мартина – должны были располагаться между Сен-Дени и Тамплем. Вторые прорезают стену на востоке между воротами Тампль и Сент-Антуан. Отцы города, скребя подбородки, засомневались: а надо ли? Чем больше ворот, тем уязвимее стена.
– Чем больше ворот, тем больше башен, – ответил им на это Филипп, – а значит, лучше оборона. Ворота должны быть хорошо укреплены, для чего – нет смысла объяснять. И второе. Париж – огромный рыночный центр. Но не только деревня заинтересована в рынке, а и все города нашего домена. От ворот идут дороги, и дороги эти, повторяю, – пути торговли. Она будет сосредоточена на правом берегу; на левом – церкви, коллежи, которые уже к нынешнему времени протянулись до аббатства Святой Женевьевы. Духовная и светская власть остаются в Сите. Теперь о запахе. Париж воняет. Причина этого известна. Поэтому повелеваю: улицы мостить с уклоном к середине, где будет проходить канава для слива нечистот. Постепенно, перетекая из одной улицы в другую, они достигнут реки. Канавы эти следует регулярно промывать. Таково решение проблемы, Флассан. Вы поняли? Вот и отлично.
Так в Париже в скором времени появилась первая канализация.
Весь вечер – во время ужина и после него – Филипп с увлечением рассказывал друзьям о замысле, который он давно вынашивал и вот теперь начинает претворять в жизнь.
– Наш город обставит Рим! – воодушевленно говорил король. – Он станет лучшим и первым среди всех городов как в политическом отношении, так и показав любому желающему свою военную и культурную мощь. А университету я дам неограниченные права. Он послужит образцом для всех учебных заведений Европы!
Друзья с интересом слушали, переглядывались между собой, одобряли. Не обошлось без вопросов.
– Какой высоты будет стена? – полюбопытствовал Бильжо. – А ее толщина?
– Сколько всего ворот? Как они будут выглядеть? Куда пойдут от них дороги? – захотел уточнить Робер.
Гарт пожелал узнать, сколько предполагается поставить башен и будут ли прогуливаться по этой стене часовые.
Филипп ответил всем, потом добавил:
– Но ни один из вас не спросил, почему стена протянется именно таким образом? Нет ли тут скрытого умысла? Есть, друзья мои, и я объясню вам. Духовная власть, как известно, испокон веков претендует на верховенство. Наглядный тому пример – битва папства с империей. Так вот, чтобы прижать своих церковников, дабы не совали нос не в свое дело, я решил поставить стену так, чтобы аббатства остались за ее пределами. Это Сен-Дени, Сен-Лазар, Сен-Мартен, целестинцы. На юге – Сен-Виктор, Нотр-дам-де-Шан, Сен-Жермен-де-Пре. Но земель у каждого из них много, часть их остается все же в городе. Однако такое деление ослабляет влияние Церкви. Подобное произошло в былое время с рынком Ле Аль. Его основал еще мой дед. Но землями этими владел епископ Парижа. Ему пришлось отказаться от них взамен части прибыли от рынка. Так же я поступил с аббатом Сен-Жермен-де-Пре, на землях которого устраиваются ярмарки. А ведь прежде все рынки принадлежали церкви. Теперь ими владеет король, а значит, существенно идет пополнение казны. Но вскоре я отберу у аббатств и эту привилегию. Станут судиться – буду отбирать у аббатов их сан, а на их место ставить своих, хотя бы тебя, Герен, или Робера. Согласится Гарт – сделаю и его настоятелем. Бильжо не возьмется за это, знаю. Он воин, сутана аббата ему не к лицу.
Так решался Филиппом Августом вопрос обустройства города в 1189 году. Кстати, Августом (по латыни «Возвеличенный богами») назвал его монах Ригор потому, что король значительно увеличил территорию Франции и родился тоже в августе.
3 сентября Ричард Львиное Сердце короновался в Лондоне, к большой радости своей матери, Алиеноры, которой исполнилось к тому времени 67 лет. Не обошлось без инцидента. Будущий король, зная о презрительном отношении горожан к евреям, запретил тем показываться на обряде помазания. Но некоторые богатые евреи все же пришли: решили поднести королю подарки. Поднесли, да только потом еле ноги унесли. И то не все. Разгоряченные вином, горожане принялись избивать своих кредиторов. Оставшиеся в живых укрылись в архиепископском дворце. Король узнал, троих зачинщиков приговорил к смерти и запретил отныне нападать на евреев по всему королевству.
