Я кивнула и медленно выдохнула. Руки дрожали. Так вот почему Руслан прибежал ко мне — Андрей потребовал документы.
— Кто охотится на эти бумаги?
— Один страшный человек… ты не хочешь знать его имени. Хотя и так знаешь.
— Я хочу знать. Я должна знать.
— Слышала о генерале Зарецком?
Вздрогнула и вскинула голову.
— Как? Он же… он.
— Да. Он. Да. Теперь понимаешь, насколько все серьезно, и что случится, если человек с такой властью получит эту бомбу в руки.
— Да… теперь понимаю.
— Он охотится за компанией отца Руслана.
— И… и никак нельзя уничтожить этого человека?
Андрей усмехнулся.
— Как легко это звучит. Уничтожить. Это все равно что хотеть уничтожить президента.
— Но ведь можно что-то найти.
— Можно. Но для этого нужно время… и именно поэтому документы я отдал твоему мужу. Мне нужно было время. Мои люди ищут компромат на Зарецкого. Точнее, уже нашли. Теперь нужны доказательства.
— Какой компромат? Что вы о нем знаете?
— Это не имеет значения. Меньше знаешь — крепче спишь.
Выпила залпом свою воду. Мысли пока что хаотично роились в голове. Но я уже не сплю совсем и знаю слишком много, чтобы смириться.
— Почему разводитесь с Русланом?
— Потому что… не могу так больше.
Встала и отошла к другому окну, открыла его настежь.
— Может быть, сейчас не время говорить на эту тему, но ты можешь поделиться со мной… иногда чужие могут выслушать бесстрастно и дать дельный совет. Ведь они объективны. Ты уже теряла его… по гораздо тяжелым причинам, чем участие в сокрытии таких важных документов без твоего ведома.
— Мне надоело… надоела эта жизнь, эта гонка на выживание, этот страх за детей. Я ему больше не верю и не пойму, как можно жить с человеком, который постоянно лжет.
Потом посмотрела на него, чувствуя, как меня разрывает от ярости.
— А ты…ты своей жене также лжешь?
Молчит, курит и опять смотрит в окно.
— Лжешь… все вы лжете.
— Это не ложь. Это сокрытие всей правды. Золотая середина, которая помогает нам беречь своих женщин, а им не знать того, с чем потом будет трудно смириться.
— И все равно это называется ложью.
Направилась к двери, чувствуя, как дрожат руки и ноги… Я пока что боялась думать о том, что натворила. Боялась, что Андрей узнает о документах… и о том, кому я их отдала.
— Многое на этом свете имеет несколько сторон медали и называется разными словами. Иногда лучше не знать.
— Тогда что значит доверие?
— Не знать и доверять своему мужчине, чтоб ему не пришлось лгать.
Взялась за ручку двери и тихо спросила:
— А незнание освобождает от ответственности?
— Что?
— Ничего… просто мысли вслух. Спасибо, что честно рассказал. — хотела выйти, но обернулась и попросила. — Не говори Руслану, что я приезжала. Это уже не имеет никакого значения.
Я верну эти документы… Или найду компромат.
ГЛАВА 13
Я не играла в слова, быть может я не права.
Я знаю много причин, со мной нет середин.
Я не просила тепла, любовь сама утекла.
Смотри сколько есть сил, в глаза, один на один.
Ты делал больно мне, а я не смогла.
Давай выключим свет, устала я от войны.
Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.
Давай выключим свет, устала я от войны.
Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.
Ты рядом, но я одна. Я натянута, как струна.
И поздно что-то менять, нам лучше все потерять.
Давай решим все сейчас, что впереди нет и нас.
Я так хотела поднять звезду и в небо опять.
Ты делал больно мне, а я не смогла.
Давай выключим свет, устала я от войны.
Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.
Давай выключим свет, устала я от войны.
Вгони патрон в пистолет, а у меня нет вины.
Наргиз Закирова
Проснуться на полу в позе эмбриона от звонка мобильного и понять, что так и уснула, рыдая, уткнувшись лицом в гостиничный ковер. Уже какую ночь. Словно в тумане, словно не в своей жизни, а в чужой, словно в жутком лабиринте без начала и конца. Все тело болит, как в синяках и кровоподтеках. Привстала и подползла к сумке, чтобы достать сотовый. Нестерпимо болит голова, и в глаза словно песок насыпали, он режет склеры, и мне хочется снова заснуть. Какое-то время без боли и без мыслей. Время тишины и снов о счастливом прошлом и несбыточном будущем.
Взглянула на дисплей — номер бывшего мужа. Не сейчас. Я слишком разодрана и разбита на куски, чтобы говорить с Сергеем, чтобы участвовать в какой-либо пусть даже самой незначительной войне. И это ощущение нереальности происходящего, ощущение, что я сошла с ума, превратилась в какой-то кусок болезненного сгустка. Полуслепая, глухая, полуразложившаяся от отчаяния. Сколько времени я бродила по своему номеру, держась за стены, оставляя следы холодных ладоней на окнах, сидя на полу, лежа. Последний раз я так загибалась от боли, когда думала, что он мертв… когда мысленно не могла его похоронить и смириться с его смертью… а ведь он сейчас действительно умер. Для меня. Мы с ним умерли. А ведь я так верила, что мы никогда не умрем, что мы вечные после всего, что было.
Боль от потери любви — это такое же болезненное ощущение, будто человека не стало совсем, но его не стало только для тебя. И самое страшное — понимать, что в этом моя вина, и он никогда не простит… и я себя не прощу за то, что его для меня больше нет. И сердце больше не бьется. Оно качает кровь, оно работает как положено, но его на самом деле нет.
Вспомнила самый первый день в этом номере, самый первый день в своей замогильной тишине. Без голосов детей, без Руслана и его запаха по ночам. Я металась, кричала и выла. Ко мне несколько раз стучали и спрашивали — не нужна ли мне помощь.
Воспаленный мозг отказывался верить в конец, отказывался принимать происходящее. Бывало я резко распахивала глаза и бросалась к окну — а вдруг он приехал. Узнал, что я себя оклеветала и приехал за мной. Или привез мне детей.
Я так тосковала по ним, так отчаянно убивалась… мне хотелось мчаться к их отцу и валяться у него в ногах, только бы вымолить хотя бы одну встречу, один раз увидеть своих малышей. Но я еще держалась. Как могла, на одном честном слове и ужасном усилии воли. Одно неверное движение, и сорвусь. А нельзя. Надо молчать, сцепив зубы. Молчать так же, как и заткнулись враги. Ни слова, ни смски, ни мейла. Притаились или поняли, что все. Нечем больше шантажировать. Все кончено… Документы у них.
